Гласность еще и потому пришлась по душе (и по руке) Горбачеву, что,пользуясь ею как главным инструментом демократизации, он рассчитывалпревратить начатую им перестройку из очередной попытки реформы в подлиннуюреволюцию. Конечно, грань между тем и другим изменчива, подвижна и вообщеусловна. И та и другая означает, разумеется, серьезные общественныеперемены, но их глубина, как многократно подтверждала история, не зависит отвыбранного термина. Сколько раз революции, или то, что ими объявлялось, вбольшей степени, чем некие реформы, сводились к смене декораций (имен,названий улиц, памятников, портретов в кабинетах чиновников) во имясохранения действующего порядка вещей. Свою попытку их разграничить,классифицировать, опираясь прежде всего на российский опыт, предпринялА.Солженицын, считавший, что реформы - это то, что "сверху". Ну, а революция(коли уж приключилась такая беда, такая катастрофа) - она снизу. "Революциине должно, не можно быть сверху". Горбачев начал перестройку как реформирование внутри Системы. Обнаруживдовольно скоро, что задуманное не получается, он, не успокоившись, пошелдальше - к реформе Системы. Это уже попахивало революцией. Впервые оперестройке как о революции он, к изумлению многих, заговорил в Хабаровскево время поездки на Дальний Восток. Тогда еще, может быть, его большепривлекала звучность и яркость термина, чем его реальное содержание. Ведь вусловиях режима, не устававшего напоминать, что он ведет отчет своего векаот 17-го года, под новой революцией мог подразумеваться только"Анти-Октябрь". Независимо от объективного смысла спровоцированных им событий, признатьвслух такую крамолу Горбачев не мог, да и не хотел. Но при этом все чащезаводил речь сначала "о революционной перестройке", потом откровеннее оперестройке как "революции в умах, на производстве, в надстройке" (назаседании Политбюро 23 июня 1986 года). И, не удовлетворившись революциейкак образом (что еще могли переварить привычные ко всему партпропагандисты),гнул свое, чтобы ни у кого не оставалось сомнений: "Перестройка - настоящаяреволюция, потому что это глубокий процесс, - только бомбы не рвутся и пулине летят. Сегодня проходим период, равнозначный тому, как двигалась Россияот царской к социалистической". Однако то ли из благоразумия, то ли поестественному в ту пору незнанию не уточнял, в какую сторону вслед за нимдвинется нынешняя социалистическая Россия: к большему, "лучшему" социализму,за его пределы или в сторону от него. У самонадеянного и дерзкого, как казалось тогда многим, сравненияперестройки с Октябрем была на самом деле только интуитивно ощущавшаясяподоплека двух этих процессов. В силу феодального характера российскогообщества переход от царизма к большевизму во многих отношениях проходилпроще, чем начатый перестройкой сдвиг к малознакомому и исторически чуждомуРоссии либерализму, предполагавшему не смену верхушечных структур, атрансформацию несущих устоев общества... В своей книге "Перестройка и новоемышление" Горбачев пытался успокоить теоретиков-ортодоксов: "Перестройка -это революция сверху, так как происходит по инициативе партии. Это нестихийный, а направленный процесс".
