В солнечной стране жила девочка. Она всегда делала добрые дела, всем Звали ее Добруня. Родителей у нее не было. Их забрал злой волшебник, которого все боялись.Однажды, когда Добруня поливала цветы в своем саду, они ей сказали, что ее родители находятся в Черной стране. В этой стране никогда не делают добрые дела, никто никому не Добруня решила идти своих родителей. Отправилась она в путь, и вдруг видит – старушка несет тяжелую вязанку хвороста. Подошла Добруня к старушке и ей. И в этот момент превратилась старушка в прекрасную царевну. И рассказала царевна, что ее заколдовал злой волшебник и сказал, что только добро снять заклятье. Подарила царевна Добруне клубок, который укажет путь в Черную страну.Идет Добруня за клубком и вдруг видит: коршун хочет убить воробья. Прогнала Добруня коршуна, а воробей подлетел к ней, и говорит ей человеческим голосом тебе девочка, что меня от смерти. За это я дам тебе зернышко. Брось его, и из него вырастит лес».Пошла Добруня дальше и увидела цветы. Они ее попросили: «Добрая девочка, полей нас Добруня налила в ковшик воды и полила их. За свою доброту получила она в подарок палочку. А палочка была волшебная. Стоит ее бросить в воду, и она превратится в мост.Поблагодарила Добруня цветы за подарок и пошла дальше. Увидела она ворота до самого синего неба. Открыла их, а там темным-темно. Вдруг появился перед ней злой волшебник: «Что тебе надо, девочка? Зачем пришла?», - спросил волшебник. «Я пришла за своими родителями», - ответила Добруня. «Хорошо. Я разрешу тебе забрать их, но только после того, как ты вырастишь мне лес, перейдешь огромное глубокое озеро без моста. Поверь мне, в мире не осталось добрых людей, которые могли бы тебе!» Бросила Добруня зерно, и тотчас вырос густой лес. Кинула Добруня палочку волшебную в воду, и превратилась она в мост. Перешла Добруня озеро, а на той стороне ждали ее родители. И как только ступила она на берег, ворота зла разрушились, злой волшебник исчез, а в мир вернулась доброта.
Гоголя-критика живо волновала проблема национальной специфики русской литературы. Этому он посвятил специальную большую статью «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность». В самом заглавии выражается некоторое раздражение автора по поводу все еще бытующей неопределенности в этом вопросе, но вопросительного знака в конце Гоголь не поставил: следовательно, он не столько спрашивает, сколько берется ответить на этот вопрос...
Гоголь внес ряд новых ценных черт в решение этой проблемы. Он первый увидел живое воплощение национальной сущности русской литературы в творчестве и личности Пушкина. «При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте»,- писал он в статье «Несколько слов о Пушкине» (1835). Значение поражающих нас и сейчас своей безошибочностью слов Гоголя о Пушкине в этой статье не только в том, что они произнесены были в пору травли Пушкина, толков о «выписавшемся» Пушкине. Главная сила этих слов в том, что давно искавшееся критикой теоретическое определение народности, гада-тельно постигавшиеся особенности русского духа, русской литературы впервые теперь слились в личности одного писателя, еще жившего.
Была и вторая важная сторона в гоголевском решении проблемы народности. В крылатой фразе: «...истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа» (там же) - новое то, что Гоголя интересует испытание своего народного духа в атмосфере других национальных стихий, при обработке непривычных впечатлений, чужого сюжета и материала: «Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа...». Пушкин считал, что народность писателя может быть понята только соотечественниками. Гоголь думал точно так же. Он лишь с другого конца подошел к той же проблеме.
Подлинное новаторство Гоголя выступало в попытках разграничения понятий народного и национального. Эти понятия до сих пор обычно смешивались. Разграничение вытекало из существа его сатирического реализма, социальной чуткости к судьбе «маленького человека».
Гоголь внес ряд новых ценных черт в решение этой проблемы. Он первый увидел живое воплощение национальной сущности русской литературы в творчестве и личности Пушкина. «При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте»,- писал он в статье «Несколько слов о Пушкине» (1835). Значение поражающих нас и сейчас своей безошибочностью слов Гоголя о Пушкине в этой статье не только в том, что они произнесены были в пору травли Пушкина, толков о «выписавшемся» Пушкине. Главная сила этих слов в том, что давно искавшееся критикой теоретическое определение народности, гада-тельно постигавшиеся особенности русского духа, русской литературы впервые теперь слились в личности одного писателя, еще жившего.
Была и вторая важная сторона в гоголевском решении проблемы народности. В крылатой фразе: «...истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа» (там же) - новое то, что Гоголя интересует испытание своего народного духа в атмосфере других национальных стихий, при обработке непривычных впечатлений, чужого сюжета и материала: «Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа...». Пушкин считал, что народность писателя может быть понята только соотечественниками. Гоголь думал точно так же. Он лишь с другого конца подошел к той же проблеме.
Подлинное новаторство Гоголя выступало в попытках разграничения понятий народного и национального. Эти понятия до сих пор обычно смешивались. Разграничение вытекало из существа его сатирического реализма, социальной чуткости к судьбе «маленького человека».