"Прочти, прости..."
За этим платьем, ярче меди,
За этой лентой голубой,
Прости меня, я не заметил,
Что у тебя на сердце боль.
Что ты измучена любовью,
Что эта жизнь тебе узка,
Что под твоею светлой бровью
Такая чёрная тоска...
Прости... Быть может, даже пошлым
И глупым иногда я был
И, незнакомый вовсе с
Тебя невольно оскорбил.
Прости... Но этим страшным ядом
И я отравлен, как и ты.
И я ловлю печальным взглядом
Свои разбитые мечты.
Быть может, знай я всё вначале,
Я прежним парнем мог бы быть!..
Но уж теперь моей печали
Не разогнать, не потушить...
Я буду здесь и буду злиться,
Я буду верен до конца.
Из сердца все на свете лица
Не выжгут твоего лица.
...Он долго не знал, что в её сердце живёт другой... Вот портрет того "другого":
Он обучался в высшей школе.
Он образован, он доцент,
Но в сердце - хоть бы искра боли,
Тоски - хоть бы один процент!
"Ты не криви так горько ротик
И к моему склонись плечу,
Ведь я любить тебя не против,
Но я ребёнка не хочу."
Из отчаяния... В любви.
Сегодня волк не спокоен,
его разбирает зуд.
И в чьё-то горячее тело
вонзается острый зуб.
Он тушу рвет, как душу,
от горла идёт к ногам.
Это жизнь, это буйство тела,
это атомов ураган.
Но, кроме вкуса мяса,
есть запах ещё и цвет.
Поэтому ты мечтатель,
поэтому ты поэт.
Всю жизнь, ещё в ребятах,
мечтал я о счастье таком:
До синего платья неба
дотронуться языком.
Чтоб эта заря поднялась бы,
взглянула бы мне в глаза
И, пальцами лба коснувшись,
в далёкую даль позвала...
Мне скажут: "Ведь это безумье,
пройдет оно с ростом бород."
Мне скажут: "Не вздумай стреляться,
а сделай наоборот."
Нет! Я не пойду стреляться!
И жизнь сберегу, и мечту,
Сквозь эту свирепую вьюгу
я, стиснувши зубы, пройду.
Хочу я с той самой земною
взрастить молодой росток.
Чтоб плакал, сосал и ползал,
умнел и мужал телок.
Пусть он набирает разум,
листает за томом том,
Окончит рабфак сначала,
а институт потом.
Пусть выйдет из нашего сына
учёный и дельный муж.
Пусть будет он шутке весёлой
и песне хорошей не чужд.
Чтоб шёл по планете не горбясь,
лишь песню призывно трубя,
Чтоб был бы за всё он в ответе,
не рвал бы у жизни края.
И вот что, мой сын, запомни
и постарайся понять:
Вдыхать надо каждый запах,
но только цветы не мять.
Возиться над каждою краской,
но только не пачкать лица.
В ракете прокалывать звёзды,
земные не ранить сердца.
А я уйду любоваться
на осени рыжую медь.
А я возьму колокольчик
и буду в него звенеть.
Всему, - даже нам с тобою, -
придёт черед умереть.
И только красивой песне
дано без конца звенеть.
Прочтёшь голубые строки,
и к сердцу прихлынет юг.
И пусть продолжают волки
свирепую жизнь свою.
Он - человек.
Когда я беру твою руку,
Руки ты не отнимаешь,
Но в глазах твоих видится мука,
Такая печаль немая!..
И в жилках руки капризных
Я слышу тоски трепетанье.
Он здесь ещё, этот призрак,
Над нами его дыханье!
И я своею рукою
Коснуться тебя не смею,
Я только смотрю с тоскою,
Я только сижу и краснею.
Комсомольский долг звал его в Башкирию. Тоня не провожала его.
Ты скажешь "нет"? Ты скажешь "да"?
Пока - одно из двух.
Но, Тоня, помни: я всегда,
Всегда твой верный друг.
Я буду там, где должен быть,
Куда поставит класс,
Но мне нигде не позабыть
Сиянья серых глаз.
Он будет писать ей.
Не надо сердиться, ветер!
Ты знаешь,
что мир велик.
Не только Москва на свете,
Существует и Таналык.
Ну что же...
И здесь неплохо
По жилам струится труд.
И если велит эпоха,
Я буду работать тут.
Но я об одном жалею,
По жизни
этой идя,
Что в Лиственную аллею
Отсюда
пройти нельзя.
Нельзя
скинуть кепку сырую,
Вбежать на четвертый этаж.
И я тебя не поцелую,
И ты мне
руки не подашь...
И она к нему приедет.
...На сердце снег,
На сердце снег,
На сердце снег садится.
Храни в груди весёлый смех,
Он в жизни пригодится!
Соблазн оставить свой трудный путь и уехать в родную Москву:
"Размышления на ст. Карталы"
(он обращается к "товарищу составу")
...Мне глаза залепила вьюга,
Мне надоело жить в грязи,
И, как товарища, как друга,
Я тебя: отвези!
Ты отвези меня в ту столицу,
"Прочти, прости..."
За этим платьем, ярче меди,
За этой лентой голубой,
Прости меня, я не заметил,
Что у тебя на сердце боль.
Что ты измучена любовью,
Что эта жизнь тебе узка,
Что под твоею светлой бровью
Такая чёрная тоска...
Прости... Быть может, даже пошлым
И глупым иногда я был
И, незнакомый вовсе с
Тебя невольно оскорбил.
Прости... Но этим страшным ядом
И я отравлен, как и ты.
И я ловлю печальным взглядом
Свои разбитые мечты.
Быть может, знай я всё вначале,
Я прежним парнем мог бы быть!..
Но уж теперь моей печали
Не разогнать, не потушить...
Я буду здесь и буду злиться,
Я буду верен до конца.
Из сердца все на свете лица
Не выжгут твоего лица.
...Он долго не знал, что в её сердце живёт другой... Вот портрет того "другого":
Он обучался в высшей школе.
Он образован, он доцент,
Но в сердце - хоть бы искра боли,
Тоски - хоть бы один процент!
"Ты не криви так горько ротик
И к моему склонись плечу,
Ведь я любить тебя не против,
Но я ребёнка не хочу."
Из отчаяния... В любви.
Сегодня волк не спокоен,
его разбирает зуд.
И в чьё-то горячее тело
вонзается острый зуб.
Он тушу рвет, как душу,
от горла идёт к ногам.
Это жизнь, это буйство тела,
это атомов ураган.
Но, кроме вкуса мяса,
есть запах ещё и цвет.
Поэтому ты мечтатель,
поэтому ты поэт.
Всю жизнь, ещё в ребятах,
мечтал я о счастье таком:
До синего платья неба
дотронуться языком.
Чтоб эта заря поднялась бы,
взглянула бы мне в глаза
И, пальцами лба коснувшись,
в далёкую даль позвала...
Мне скажут: "Ведь это безумье,
пройдет оно с ростом бород."
Мне скажут: "Не вздумай стреляться,
а сделай наоборот."
Нет! Я не пойду стреляться!
И жизнь сберегу, и мечту,
Сквозь эту свирепую вьюгу
я, стиснувши зубы, пройду.
Хочу я с той самой земною
взрастить молодой росток.
Чтоб плакал, сосал и ползал,
умнел и мужал телок.
Пусть он набирает разум,
листает за томом том,
Окончит рабфак сначала,
а институт потом.
Пусть выйдет из нашего сына
учёный и дельный муж.
Пусть будет он шутке весёлой
и песне хорошей не чужд.
Чтоб шёл по планете не горбясь,
лишь песню призывно трубя,
Чтоб был бы за всё он в ответе,
не рвал бы у жизни края.
И вот что, мой сын, запомни
и постарайся понять:
Вдыхать надо каждый запах,
но только цветы не мять.
Возиться над каждою краской,
но только не пачкать лица.
В ракете прокалывать звёзды,
земные не ранить сердца.
А я уйду любоваться
на осени рыжую медь.
А я возьму колокольчик
и буду в него звенеть.
Всему, - даже нам с тобою, -
придёт черед умереть.
И только красивой песне
дано без конца звенеть.
Прочтёшь голубые строки,
и к сердцу прихлынет юг.
И пусть продолжают волки
свирепую жизнь свою.
Он - человек.
Когда я беру твою руку,
Руки ты не отнимаешь,
Но в глазах твоих видится мука,
Такая печаль немая!..
И в жилках руки капризных
Я слышу тоски трепетанье.
Он здесь ещё, этот призрак,
Над нами его дыханье!
И я своею рукою
Коснуться тебя не смею,
Я только смотрю с тоскою,
Я только сижу и краснею.
Комсомольский долг звал его в Башкирию. Тоня не провожала его.
Ты скажешь "нет"? Ты скажешь "да"?
Пока - одно из двух.
Но, Тоня, помни: я всегда,
Всегда твой верный друг.
Я буду там, где должен быть,
Куда поставит класс,
Но мне нигде не позабыть
Сиянья серых глаз.
Он будет писать ей.
Не надо сердиться, ветер!
Ты знаешь,
что мир велик.
Не только Москва на свете,
Существует и Таналык.
Ну что же...
И здесь неплохо
По жилам струится труд.
И если велит эпоха,
Я буду работать тут.
Но я об одном жалею,
По жизни
этой идя,
Что в Лиственную аллею
Отсюда
пройти нельзя.
Нельзя
скинуть кепку сырую,
Вбежать на четвертый этаж.
И я тебя не поцелую,
И ты мне
руки не подашь...
И она к нему приедет.
...На сердце снег,
На сердце снег,
На сердце снег садится.
Храни в груди весёлый смех,
Он в жизни пригодится!
Соблазн оставить свой трудный путь и уехать в родную Москву:
"Размышления на ст. Карталы"
(он обращается к "товарищу составу")
...Мне глаза залепила вьюга,
Мне надоело жить в грязи,
И, как товарища, как друга,
Я тебя: отвези!
Ты отвези меня в ту столицу,