Та часть повествования Геродота, которая вызывала наибольшие сомнения у него самого (положение солнца), является самым сильным аргументом в пользу того, что плавание финикийцев вокруг Африки действительно состоялось. Огибая Африку с юга и двигаясь при этом с востока на запад, финикийцы наблюдали солнце с правой стороны, то есть на севере. Именно это обстоятельство, видимо, особенно поразившее финикийских моряков — жителей северного полушария, подтверждает, что они действительно пересекли экватор и плыли через воды южного полушария[1].
Критика этой части труда Геродота встречается ещё у античных авторов, однако их возражения сводились, главным образом, к «солнечному» аргументу и, таким образом, сейчас научной ценности не имеют. Историки XIX—XX веков в целом допускали возможность плавания финикийцев, хотя и сомневались в достоверности отдельных фрагментов повествования «отца истории»[5].
К числу современных критиков версии Геродота принадлежит британский египтолог Алан Ллойд (Университет в Суонси). Он оспаривает тот факт, что информация о положении солнца могла быть получена только опытным путём, и утверждает, что греки во времена Геродота уже имели ясное представление о географических направлениях и движении солнца над поверхностью Земли[4]. Таким образом, Геродот должен был знать, что любая экспедиция, продвинувшаяся достаточно далеко на юг, столкнется с феноменом перехода солнца из прежнего положения в противоположное. Скепсис самого Геродота Ллойд объясняет так: «Его разум отказывался принять… не абсолютную достоверность такого опыта, а саму возможность того, что Африка простирается достаточно далеко на юг для наблюдения данного феномена»[4]. Однако следует отметить, что хотя некоторые греческие философы почти за сто лет до него рассуждали о шарообразности Земли, сам Геродот не обнаруживает признаков знакомства с этой идеей. Его понятия о географии, хотя и более глубокие, чем у его современников, опирались на двумерную картину мира.
Ллойд сомневается и в наличии мотивации у египтян к подобному предприятию[4]:
Крайне маловероятно, что египетский фараон мог действовать таким образом, как это приписывается фараону Нехо. Нам представляют эдакого властителя-философа, одержимого идеей мореплавания вокруг Африки и снарядившего экспедицию с этой целью. С психологической точки зрения такое просто невозможно для любого фараона, сколь угодно любознательного, по той простой причине, что это потребовало бы резкого отступления от традиционного египетского образа мысли.
Однако для XXVI династии характерен возросший интерес к внутренней части Африканского континента. Когда враждебное царство Мероэ отрезало Египет от центральной Африки, египтянам пришлось искать другие маршруты для доставки товаров. К тому же торговля в западной части Средиземноморья к тому времени в значительной степени была монополизирована Карфагеном.
Также Ллойд отмечает практические трудности плавания вокруг Африки, береговая линия которой составляет около 30,5 тыс. км[6], подтверждаемые результатами других мореплавателей: карфагенянам, скорее всего, удалось продвинуться только до Гвинейского залива, а у португальцев с их более совершенными технологиями ушло несколько десятилетий на то, чтобы проникнуть в Индийский океан. Но объяснение есть и этому противоречию. Дело в том, что карфагеняне и португальцы пытались обогнуть Африку с запада на восток, борясь с неблагоприятными ветрами и течениями. Финикийский маршрут с востока на запад был гораздо легче: древние мореходы уже были знакомы с побережьем до Африканского Рога, а оттуда муссоны увлекли парусные корабли на юг. Американский историк Рис Карпентер[en] (Брин-Мор-колледж) полагает[7]:
Если финикийцы смогли достигнуть мыса Доброй Надежды, у нас нет никаких причин не верить в то, что они обогнули его и продолжили путь вдоль побережья на север к своей теперь уже определенной цели, — особенно потому, что ветры и океанические течения теперь уже не просто но практически вынуждали их следовать этим курсом.
Наконец, Ллойд считает маловероятным привлечение к подобной экспедиции именно финикийских моряков: Египет в правление Псаметтиха I и Нехо II имел тесные связи с греческими полисами, например, с Коринфом и Самосом. Менее чем в 20 км от Саиса, столицы Египта при XXVI династии, находилась крупная греческая колония-порт Навкратис. Таким образом, для строительства судов Нехо II имел возможность получить любых специалистов-греков практически у стен своего дворца. Кроме того, известно, что египетский флот при фараоне Априи, внуке Нехо II, состоял из греческих триер, укомплектованных, по крайней мере, частично, греческими моряками[1].
Та часть повествования Геродота, которая вызывала наибольшие сомнения у него самого (положение солнца), является самым сильным аргументом в пользу того, что плавание финикийцев вокруг Африки действительно состоялось. Огибая Африку с юга и двигаясь при этом с востока на запад, финикийцы наблюдали солнце с правой стороны, то есть на севере. Именно это обстоятельство, видимо, особенно поразившее финикийских моряков — жителей северного полушария, подтверждает, что они действительно пересекли экватор и плыли через воды южного полушария[1].
Критика этой части труда Геродота встречается ещё у античных авторов, однако их возражения сводились, главным образом, к «солнечному» аргументу и, таким образом, сейчас научной ценности не имеют. Историки XIX—XX веков в целом допускали возможность плавания финикийцев, хотя и сомневались в достоверности отдельных фрагментов повествования «отца истории»[5].
К числу современных критиков версии Геродота принадлежит британский египтолог Алан Ллойд (Университет в Суонси). Он оспаривает тот факт, что информация о положении солнца могла быть получена только опытным путём, и утверждает, что греки во времена Геродота уже имели ясное представление о географических направлениях и движении солнца над поверхностью Земли[4]. Таким образом, Геродот должен был знать, что любая экспедиция, продвинувшаяся достаточно далеко на юг, столкнется с феноменом перехода солнца из прежнего положения в противоположное. Скепсис самого Геродота Ллойд объясняет так: «Его разум отказывался принять… не абсолютную достоверность такого опыта, а саму возможность того, что Африка простирается достаточно далеко на юг для наблюдения данного феномена»[4]. Однако следует отметить, что хотя некоторые греческие философы почти за сто лет до него рассуждали о шарообразности Земли, сам Геродот не обнаруживает признаков знакомства с этой идеей. Его понятия о географии, хотя и более глубокие, чем у его современников, опирались на двумерную картину мира.
Ллойд сомневается и в наличии мотивации у египтян к подобному предприятию[4]:
Крайне маловероятно, что египетский фараон мог действовать таким образом, как это приписывается фараону Нехо. Нам представляют эдакого властителя-философа, одержимого идеей мореплавания вокруг Африки и снарядившего экспедицию с этой целью. С психологической точки зрения такое просто невозможно для любого фараона, сколь угодно любознательного, по той простой причине, что это потребовало бы резкого отступления от традиционного египетского образа мысли.
Однако для XXVI династии характерен возросший интерес к внутренней части Африканского континента. Когда враждебное царство Мероэ отрезало Египет от центральной Африки, египтянам пришлось искать другие маршруты для доставки товаров. К тому же торговля в западной части Средиземноморья к тому времени в значительной степени была монополизирована Карфагеном.
Также Ллойд отмечает практические трудности плавания вокруг Африки, береговая линия которой составляет около 30,5 тыс. км[6], подтверждаемые результатами других мореплавателей: карфагенянам, скорее всего, удалось продвинуться только до Гвинейского залива, а у португальцев с их более совершенными технологиями ушло несколько десятилетий на то, чтобы проникнуть в Индийский океан. Но объяснение есть и этому противоречию. Дело в том, что карфагеняне и португальцы пытались обогнуть Африку с запада на восток, борясь с неблагоприятными ветрами и течениями. Финикийский маршрут с востока на запад был гораздо легче: древние мореходы уже были знакомы с побережьем до Африканского Рога, а оттуда муссоны увлекли парусные корабли на юг. Американский историк Рис Карпентер[en] (Брин-Мор-колледж) полагает[7]:
Если финикийцы смогли достигнуть мыса Доброй Надежды, у нас нет никаких причин не верить в то, что они обогнули его и продолжили путь вдоль побережья на север к своей теперь уже определенной цели, — особенно потому, что ветры и океанические течения теперь уже не просто но практически вынуждали их следовать этим курсом.
Наконец, Ллойд считает маловероятным привлечение к подобной экспедиции именно финикийских моряков: Египет в правление Псаметтиха I и Нехо II имел тесные связи с греческими полисами, например, с Коринфом и Самосом. Менее чем в 20 км от Саиса, столицы Египта при XXVI династии, находилась крупная греческая колония-порт Навкратис. Таким образом, для строительства судов Нехо II имел возможность получить любых специалистов-греков практически у стен своего дворца. Кроме того, известно, что египетский флот при фараоне Априи, внуке Нехо II, состоял из греческих триер, укомплектованных, по крайней мере, частично, греческими моряками[1].