Зурин пил много и потчивал и меня, говоря, что надобно привыкать ко службе. На другой день я проснулся с головною болью, смутно припоминая себе вчерашние происшедствия.
Я взял на себя вид равнодушный, и обратясь к Савельичу, который был и денег и белья и дел моих рачитель, приказал отдать мальчику сто рублей.
Я подумал, что если в сию решительную минуту не переспорю упрямого старика, то уж в последствии времени трудно мне будет освободиться от его опеки, и взглянув на него гордо, сказал: — Я твой господин, а ты мой слуга. Деньги мои.
С неспокойной совестию и с безмолвным раскаянием выехал я из Симбирска, не простясь с моим учителем и не думая с ним уже когда-нибудь увидеться.
Старик угрюмо сидел на облучке, отворотясь от меня, и молчал, изредка только покрякивая.
Вдруг ямщик стал посматривать в сторону, и наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал: «Барин, не прикажешь ли воротиться?»
Я находился в том состоянии чувств и души, когда существенность, уступая мечтаниям, сливается с ними в неясных видениях первосония.
Вместо отца моего, вижу в постеле лежит мужик с черной бородою, весело на меня поглядывая.
Страшный мужик ласково меня кликал, говоря: «Не бойсь, подойди под мое благословение…»
Хозяин встретил нас у ворот, держа фонарь под полою, и ввел меня в горницу, тесную, но довольно чистую; лучина освещала ее.
А.С.Пушкин. "Капитанская дочка"
Зурин пил много и потчивал и меня, говоря, что надобно привыкать ко службе. На другой день я проснулся с головною болью, смутно припоминая себе вчерашние происшедствия.
Я взял на себя вид равнодушный, и обратясь к Савельичу, который был и денег и белья и дел моих рачитель, приказал отдать мальчику сто рублей.
Я подумал, что если в сию решительную минуту не переспорю упрямого старика, то уж в последствии времени трудно мне будет освободиться от его опеки, и взглянув на него гордо, сказал: — Я твой господин, а ты мой слуга. Деньги мои.
С неспокойной совестию и с безмолвным раскаянием выехал я из Симбирска, не простясь с моим учителем и не думая с ним уже когда-нибудь увидеться.
Старик угрюмо сидел на облучке, отворотясь от меня, и молчал, изредка только покрякивая.
Вдруг ямщик стал посматривать в сторону, и наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал: «Барин, не прикажешь ли воротиться?»
Я находился в том состоянии чувств и души, когда существенность, уступая мечтаниям, сливается с ними в неясных видениях первосония.
Вместо отца моего, вижу в постеле лежит мужик с черной бородою, весело на меня поглядывая.
Страшный мужик ласково меня кликал, говоря: «Не бойсь, подойди под мое благословение…»
Хозяин встретил нас у ворот, держа фонарь под полою, и ввел меня в горницу, тесную, но довольно чистую; лучина освещала ее.