2. Исправьте ошибки в тексте, заменяя, где необходимо, придаточные предложения времени обособленными обстоятельствами времени или другими конструкциями. Озаглавьте текст. Это произошло в Сахалинском заливе, когда четверо рыбаков вели последний лов наваги. Когда неожиданно поднялся штормовой ветер, wх льдину понесло в открытое море. Когда узнали об этом на берегу выслали вертолет «МИ-4». Хотя летели над самой водой, из кабины вертолета ничего не было видно. Когда летчик заметил людей, вертолет сразу пошел на снижение. Положение рыбаков было угрожающим: льдина начала разламываться к ним пришла вовремя.
Путь скорым поездом до Перми, потом пересадка. Ночью повороты, туннели, черный хвойный лес, проносившийся мимо окон. Зимний рассвет медлил, но внезапно из-за гор, со стороны Азии, граница с которой находилась где-то рядом, хлынули солнечные лучи и, как лыжники, заскользили между стволов высоких, царственных сосен, поочередно золотя их вершины и озаряя снежный склон. Этот рассвет стал темой стихотворения «Урал впервые».
Без родовс во мраке, без памяти,
На ночь натыкаясь руками, Урала
Твердыня орала и, падая замертво,
В мученьях ослепшая, утро рожала.
Гремя, опрокидывались нечаянно задетые
Громады и бронзы массивов каких-то,
Пыхтел пассажирский. И, где-то от этого
Шарахаясь, падали призраки пихты.
Он сошел с поезда на станции Всеволодо-Вильва, где находилась контора имения и заводов Зинаиды Григорьевны Резвой: «Продажа уксусно-кислой извести, ацетона, спирта древесного разных градусов, хлороформа и древесного угля» - значилось на конторских бланках. После смерти Саввы Тимофеевича Морозова владелицей имений и заводов стала его вдова (во втором браке - за Рейнботом, после начала войны сменившим фамилию на Резвый). Пастернак поселился в небольшом одноэтажном доме, где с женой Фанни Николаевной и маленьким сыном Эли помещался управляющий заводами Борис Ильич Збарский. Ученик и впоследствии сотрудник известного биохимика академика А. Н. Баха, Збарский, работая во Всеволодо-Вильве, усовершенствовал технологию производства хлороформа. Его младший брат Яков Ильич тоже работал с ним в Вильве. Эскизные зарисовки двух братьев были сделаны в стихах и прозе, связанной с замыслом «Спекторского», где они выведены под именем братьев Лемохов.
Он наблюдал их, трогаясь игрой
Двух крайностей, но из того же теста.
Во младшем крылся будущий герой.
А старший был мятежник, то есть деспот.
Встреча с природой, да еще уральской зимой утопавшей в сугробах, произвела на Пастернака оздоровляющее впечатление. «Тут чудно хорошо, – писал он родителям. – Удобства (электрическое освещение, телефон, ванны, баня и т. д.) с одной стороны, – своеобразные, нехарактерные для России красоты местности, дикость климата, расстояний, пустынности - с другой». Со Збарскими они ездили расставлять капканы на рысей.
Вечерами Пастернак импровизировал на пианино, стоявшем в гостиной. Ему вновь открылась целительная сила музыки. Он отходил от нервного утомления последнего московского года и впервые после семилетнего перерыва стал ежедневно играть упражнения, просил прислать этюды Черни и ноты для чтения, «один том Бетховена или Шуберта, – или всего лучше Моцарта. А нет, то тогда из гостиной, из черного шкафика сонаты шубертовские и Вагнера "Парсифаль" или что там есть Вагнера». Это было решительное возвращение к музыке. Стоит «только излить все накипевшее в какой-нибудь керосином не просветленной импровизации, как жгучая потребность в композиторской биографии настойчиво и неотвязно, как стихийная претензия, представляется мне потрясенною гармонией, как стрясшимся несчастьем», – признавался он Локсу.
Одновременно он работал над прозой. Через две недели после приезда была окончена новая новелла и начата другая. «Я заметил теперь и примирился с этим как со стилем, прямо вытекающим из остальных моих качеств и задержанных склонностей, что и прозу я пишу как-то так, как пишут симфонии.
Сюжет, манера изложения, стороны некоторые описаний, вообще то обстоятельство: на чем мое внимание останавливается и на чем оно не останавливается, все это разнообразные полифонические средства, и как оркестром этим надо пользоваться, особенно все это смешивая и исполняя свой вымысел так, чтобы это получалась вещь с тоном, с неуклонным движением, увлекательная и т. д.»
В апреле исполнялось 300 лет со дня смерти Шекспира. Лундберг предложил Пастернаку в этой связи «написать статьи, или лекции в Перми и Екатеринбурге устроить». «А тороплюсь я в работе сейчас с тем, чтобы, новеллу закончив, за Шекспира взяться, – писал он домой, – и тут мне тоже хочется показать, как неожиданно оригинален, свеж и часто парадоксален естественный, непринужденный и простой подход к теме».
Ребят, очень нужно сделать, буду очень благодарна!
Это очень грустная история, потому (что) это история про разочерование. А начнём мы эту историю с того, что жила-была пачка белоснежной Бумаги… Хотя нет, это не самое начало. Сначала-то она была красивой Лиственницей, которая стояла вместе со своими сёстрами в красивом далёком лесу и мечтала мечтала... О чём именно она мечтала, понятно: о счастье конечно. Например как она станет Палубой красивого корабля, который, как только его спустят на воду, сразу отправит?ся в кругосветное путешествие. И каждый день её будут чистить и мыть окатывать солёной морской водой сильные и мужественные матросы. Или о том, как она будет красивым и высоким Домом или хотя-бы частью дома: Балками Дверьми а, может, даже Паркетом.
Это очень грусТная история, потому что это история про разочарование. А начнём мы эту историю с того, что жила-была пачка белоснежной бумаги...
Хотя, нет, это не самое начало. С начала то она была красивой Лиственницей, которая стояла со своими сёстрами в красивом далёком лесу и мечтала...О чём именно она мечтала, понятно:о счастье, конечно.Например, как она станет палубой красивого корабля, который, как только его спустят на воду, сразу отправится, в кругосветное путешествие. И каждый день ее будут чистить и мыть, окатывать солёной морской водой сильные и мужественные матросы. Или о том, как она будет красивым высоким домом, или, хотя бы частью дома:Балками, дверьми а может, даже паркетом. И в этом доме, дружно, радостно и долго будут жить сильные, честные и принципиальные люди. А можно бы стать рамкой Воздушного Змея и лететь, лететь над африканскими джунглями, над бразильской сельвой, над горным Китаем, а, может даже, над бескрайними России матушки. А ещё, можно бы...
А потом, её мечты, кажется, начали сбываться, хотя и не столько иначе, чем ей сначала мечталось...
Без родовс во мраке, без памяти,
На ночь натыкаясь руками, Урала
Твердыня орала и, падая замертво,
В мученьях ослепшая, утро рожала.
Гремя, опрокидывались нечаянно задетые
Громады и бронзы массивов каких-то,
Пыхтел пассажирский. И, где-то от этого
Шарахаясь, падали призраки пихты.
Он сошел с поезда на станции Всеволодо-Вильва, где находилась контора имения и заводов Зинаиды Григорьевны Резвой: «Продажа уксусно-кислой извести, ацетона, спирта древесного разных градусов, хлороформа и древесного угля» - значилось на конторских бланках. После смерти Саввы Тимофеевича Морозова владелицей имений и заводов стала его вдова (во втором браке - за Рейнботом, после начала войны сменившим фамилию на Резвый). Пастернак поселился в небольшом одноэтажном доме, где с женой Фанни Николаевной и маленьким сыном Эли помещался управляющий заводами Борис Ильич Збарский. Ученик и впоследствии сотрудник известного биохимика академика А. Н. Баха, Збарский, работая во Всеволодо-Вильве, усовершенствовал технологию производства хлороформа. Его младший брат Яков Ильич тоже работал с ним в Вильве. Эскизные зарисовки двух братьев были сделаны в стихах и прозе, связанной с замыслом «Спекторского», где они выведены под именем братьев Лемохов.
Он наблюдал их, трогаясь игрой
Двух крайностей, но из того же теста.
Во младшем крылся будущий герой.
А старший был мятежник, то есть деспот.
Встреча с природой, да еще уральской зимой утопавшей в сугробах, произвела на Пастернака оздоровляющее впечатление. «Тут чудно хорошо, – писал он родителям. – Удобства (электрическое освещение, телефон, ванны, баня и т. д.) с одной стороны, – своеобразные, нехарактерные для России красоты местности, дикость климата, расстояний, пустынности - с другой». Со Збарскими они ездили расставлять капканы на рысей.
Вечерами Пастернак импровизировал на пианино, стоявшем в гостиной. Ему вновь открылась целительная сила музыки. Он отходил от нервного утомления последнего московского года и впервые после семилетнего перерыва стал ежедневно играть упражнения, просил прислать этюды Черни и ноты для чтения, «один том Бетховена или Шуберта, – или всего лучше Моцарта. А нет, то тогда из гостиной, из черного шкафика сонаты шубертовские и Вагнера "Парсифаль" или что там есть Вагнера». Это было решительное возвращение к музыке. Стоит «только излить все накипевшее в какой-нибудь керосином не просветленной импровизации, как жгучая потребность в композиторской биографии настойчиво и неотвязно, как стихийная претензия, представляется мне потрясенною гармонией, как стрясшимся несчастьем», – признавался он Локсу.
Одновременно он работал над прозой. Через две недели после приезда была окончена новая новелла и начата другая. «Я заметил теперь и примирился с этим как со стилем, прямо вытекающим из остальных моих качеств и задержанных склонностей, что и прозу я пишу как-то так, как пишут симфонии.
Сюжет, манера изложения, стороны некоторые описаний, вообще то обстоятельство: на чем мое внимание останавливается и на чем оно не останавливается, все это разнообразные полифонические средства, и как оркестром этим надо пользоваться, особенно все это смешивая и исполняя свой вымысел так, чтобы это получалась вещь с тоном, с неуклонным движением, увлекательная и т. д.»
В апреле исполнялось 300 лет со дня смерти Шекспира. Лундберг предложил Пастернаку в этой связи «написать статьи, или лекции в Перми и Екатеринбурге устроить». «А тороплюсь я в работе сейчас с тем, чтобы, новеллу закончив, за Шекспира взяться, – писал он домой, – и тут мне тоже хочется показать, как неожиданно оригинален, свеж и часто парадоксален естественный, непринужденный и простой подход к теме».
Ребят, очень нужно сделать, буду очень благодарна!
Это очень грустная история, потому (что) это история про разочерование. А начнём мы эту историю с того, что жила-была пачка белоснежной Бумаги… Хотя нет, это не самое начало. Сначала-то она была красивой Лиственницей, которая стояла вместе со своими сёстрами в красивом далёком лесу и мечтала мечтала... О чём именно она мечтала, понятно: о счастье конечно. Например как она станет Палубой красивого корабля, который, как только его спустят на воду, сразу отправит?ся в кругосветное путешествие. И каждый день её будут чистить и мыть окатывать солёной морской водой сильные и мужественные матросы. Или о том, как она будет красивым и высоким Домом или хотя-бы частью дома: Балками Дверьми а, может, даже Паркетом.
Это очень грусТная история, потому что это история про разочарование. А начнём мы эту историю с того, что жила-была пачка белоснежной бумаги...
Хотя, нет, это не самое начало. С начала то она была красивой Лиственницей, которая стояла со своими сёстрами в красивом далёком лесу и мечтала...О чём именно она мечтала, понятно:о счастье, конечно.Например, как она станет палубой красивого корабля, который, как только его спустят на воду, сразу отправится, в кругосветное путешествие. И каждый день ее будут чистить и мыть, окатывать солёной морской водой сильные и мужественные матросы. Или о том, как она будет красивым высоким домом, или, хотя бы частью дома:Балками, дверьми а может, даже паркетом. И в этом доме, дружно, радостно и долго будут жить сильные, честные и принципиальные люди. А можно бы стать рамкой Воздушного Змея и лететь, лететь над африканскими джунглями, над бразильской сельвой, над горным Китаем, а, может даже, над бескрайними России матушки. А ещё, можно бы...
А потом, её мечты, кажется, начали сбываться, хотя и не столько иначе, чем ей сначала мечталось...