Держи как по мне закон "о языках народов" - квинтэссенция государственной мудрости. не в порядке ностальгического плача за , взад не повернешь, но если б нынешние померанчевые правители украины взяли этот закон за основу, многих бы "негараздiв" удалось избежать. впрочем, а оно им надо? любой ценой доказать, что украинцы не часть народа, не полонизированные мутанты, а особый этнос.
и имеет древнее , да не то, что - уже и древнее шумеров, украинцам уже вообще больше 140 000 тысч лет. правда, возникает вопрос, почему за столько лет ума не накопили. казалось бы, должны быть умнейшая нация. а на деле "чистi", "щирi" та "найбiльш свiдомi" укры - редкие по тупости, предательству и воровитости индивидуи, начисто лишенные пособности к государственному строительству, что мы с горечью наблюдаем в современной неньке.
и язык у них особый, древний, еще от киевской руси (хотя название киевская русь" возникло только в xix-м столетии). хотя лучше поэта валерия винарского не скажешь: "где изнасилован поляком, там и возник окраиский язык".
ладно, б-г с ними, временщиками. пусть еще повластвуют, развалят их рiдну неньку "до основанья, а " а затем на оранжевых обломках самовластья селюка чего-то русь и отстроит - не впервой справляться с очередной разрухой, как всегда, из-за того, что государственные пироги начал печь деревенский дурачок-
а вот вам, хамы-с - его величество таки
закон "о языках народов"
советское государство обеспечивает гражданам условия для использования в различных сферах государственной и общественной жизни языков народов , заботится об их возрождении, сохранении и развитии. граждане должны бережно относиться к языку как духовному достоянию народа, всемерно развивать родной язык, уважать языки других народов .
настоящий закон устанавливает общие принципы языковой политики в , гарантии свободного развития и использования языков народов , правовой режим языка официальных взаимоотношений в рамках советской федерации, права граждан в использовании языков народов .
настоящий закон не регулирует использование языков народов в межличностных неофициальных взаимоотношениях.
Путь скорым поездом до Перми, потом пересадка. Ночью повороты, туннели, черный хвойный лес, проносившийся мимо окон. Зимний рассвет медлил, но внезапно из-за гор, со стороны Азии, граница с которой находилась где-то рядом, хлынули солнечные лучи и, как лыжники, заскользили между стволов высоких, царственных сосен, поочередно золотя их вершины и озаряя снежный склон. Этот рассвет стал темой стихотворения «Урал впервые».
Без родовс во мраке, без памяти,
На ночь натыкаясь руками, Урала
Твердыня орала и, падая замертво,
В мученьях ослепшая, утро рожала.
Гремя, опрокидывались нечаянно задетые
Громады и бронзы массивов каких-то,
Пыхтел пассажирский. И, где-то от этого
Шарахаясь, падали призраки пихты.
Он сошел с поезда на станции Всеволодо-Вильва, где находилась контора имения и заводов Зинаиды Григорьевны Резвой: «Продажа уксусно-кислой извести, ацетона, спирта древесного разных градусов, хлороформа и древесного угля» - значилось на конторских бланках. После смерти Саввы Тимофеевича Морозова владелицей имений и заводов стала его вдова (во втором браке - за Рейнботом, после начала войны сменившим фамилию на Резвый). Пастернак поселился в небольшом одноэтажном доме, где с женой Фанни Николаевной и маленьким сыном Эли помещался управляющий заводами Борис Ильич Збарский. Ученик и впоследствии сотрудник известного биохимика академика А. Н. Баха, Збарский, работая во Всеволодо-Вильве, усовершенствовал технологию производства хлороформа. Его младший брат Яков Ильич тоже работал с ним в Вильве. Эскизные зарисовки двух братьев были сделаны в стихах и прозе, связанной с замыслом «Спекторского», где они выведены под именем братьев Лемохов.
Он наблюдал их, трогаясь игрой
Двух крайностей, но из того же теста.
Во младшем крылся будущий герой.
А старший был мятежник, то есть деспот.
Встреча с природой, да еще уральской зимой утопавшей в сугробах, произвела на Пастернака оздоровляющее впечатление. «Тут чудно хорошо, – писал он родителям. – Удобства (электрическое освещение, телефон, ванны, баня и т. д.) с одной стороны, – своеобразные, нехарактерные для России красоты местности, дикость климата, расстояний, пустынности - с другой». Со Збарскими они ездили расставлять капканы на рысей.
Вечерами Пастернак импровизировал на пианино, стоявшем в гостиной. Ему вновь открылась целительная сила музыки. Он отходил от нервного утомления последнего московского года и впервые после семилетнего перерыва стал ежедневно играть упражнения, просил прислать этюды Черни и ноты для чтения, «один том Бетховена или Шуберта, – или всего лучше Моцарта. А нет, то тогда из гостиной, из черного шкафика сонаты шубертовские и Вагнера "Парсифаль" или что там есть Вагнера». Это было решительное возвращение к музыке. Стоит «только излить все накипевшее в какой-нибудь керосином не просветленной импровизации, как жгучая потребность в композиторской биографии настойчиво и неотвязно, как стихийная претензия, представляется мне потрясенною гармонией, как стрясшимся несчастьем», – признавался он Локсу.
Одновременно он работал над прозой. Через две недели после приезда была окончена новая новелла и начата другая. «Я заметил теперь и примирился с этим как со стилем, прямо вытекающим из остальных моих качеств и задержанных склонностей, что и прозу я пишу как-то так, как пишут симфонии.
Сюжет, манера изложения, стороны некоторые описаний, вообще то обстоятельство: на чем мое внимание останавливается и на чем оно не останавливается, все это разнообразные полифонические средства, и как оркестром этим надо пользоваться, особенно все это смешивая и исполняя свой вымысел так, чтобы это получалась вещь с тоном, с неуклонным движением, увлекательная и т. д.»
В апреле исполнялось 300 лет со дня смерти Шекспира. Лундберг предложил Пастернаку в этой связи «написать статьи, или лекции в Перми и Екатеринбурге устроить». «А тороплюсь я в работе сейчас с тем, чтобы, новеллу закончив, за Шекспира взяться, – писал он домой, – и тут мне тоже хочется показать, как неожиданно оригинален, свеж и часто парадоксален естественный, непринужденный и простой подход к теме».
и имеет древнее , да не то, что - уже и древнее шумеров, украинцам уже вообще больше 140 000 тысч лет. правда, возникает вопрос, почему за столько лет ума не накопили. казалось бы, должны быть умнейшая нация. а на деле "чистi", "щирi" та "найбiльш свiдомi" укры - редкие по тупости, предательству и воровитости индивидуи, начисто лишенные пособности к государственному строительству, что мы с горечью наблюдаем в современной неньке.
и язык у них особый, древний, еще от киевской руси (хотя название киевская русь" возникло только в xix-м столетии). хотя лучше поэта валерия винарского не скажешь: "где изнасилован поляком, там и возник окраиский язык".
ладно, б-г с ними, временщиками. пусть еще повластвуют, развалят их рiдну неньку "до основанья, а " а затем на оранжевых обломках самовластья селюка чего-то русь и отстроит - не впервой справляться с очередной разрухой, как всегда, из-за того, что государственные пироги начал печь деревенский дурачок-
а вот вам, хамы-с - его величество таки
закон "о языках народов"
советское государство обеспечивает гражданам условия для использования в различных сферах государственной и общественной жизни языков народов , заботится об их возрождении, сохранении и развитии. граждане должны бережно относиться к языку как духовному достоянию народа, всемерно развивать родной язык, уважать языки других народов .
настоящий закон устанавливает общие принципы языковой политики в , гарантии свободного развития и использования языков народов , правовой режим языка официальных взаимоотношений в рамках советской федерации, права граждан в использовании языков народов .
настоящий закон не регулирует использование языков народов в межличностных неофициальных взаимоотношениях.
Без родовс во мраке, без памяти,
На ночь натыкаясь руками, Урала
Твердыня орала и, падая замертво,
В мученьях ослепшая, утро рожала.
Гремя, опрокидывались нечаянно задетые
Громады и бронзы массивов каких-то,
Пыхтел пассажирский. И, где-то от этого
Шарахаясь, падали призраки пихты.
Он сошел с поезда на станции Всеволодо-Вильва, где находилась контора имения и заводов Зинаиды Григорьевны Резвой: «Продажа уксусно-кислой извести, ацетона, спирта древесного разных градусов, хлороформа и древесного угля» - значилось на конторских бланках. После смерти Саввы Тимофеевича Морозова владелицей имений и заводов стала его вдова (во втором браке - за Рейнботом, после начала войны сменившим фамилию на Резвый). Пастернак поселился в небольшом одноэтажном доме, где с женой Фанни Николаевной и маленьким сыном Эли помещался управляющий заводами Борис Ильич Збарский. Ученик и впоследствии сотрудник известного биохимика академика А. Н. Баха, Збарский, работая во Всеволодо-Вильве, усовершенствовал технологию производства хлороформа. Его младший брат Яков Ильич тоже работал с ним в Вильве. Эскизные зарисовки двух братьев были сделаны в стихах и прозе, связанной с замыслом «Спекторского», где они выведены под именем братьев Лемохов.
Он наблюдал их, трогаясь игрой
Двух крайностей, но из того же теста.
Во младшем крылся будущий герой.
А старший был мятежник, то есть деспот.
Встреча с природой, да еще уральской зимой утопавшей в сугробах, произвела на Пастернака оздоровляющее впечатление. «Тут чудно хорошо, – писал он родителям. – Удобства (электрическое освещение, телефон, ванны, баня и т. д.) с одной стороны, – своеобразные, нехарактерные для России красоты местности, дикость климата, расстояний, пустынности - с другой». Со Збарскими они ездили расставлять капканы на рысей.
Вечерами Пастернак импровизировал на пианино, стоявшем в гостиной. Ему вновь открылась целительная сила музыки. Он отходил от нервного утомления последнего московского года и впервые после семилетнего перерыва стал ежедневно играть упражнения, просил прислать этюды Черни и ноты для чтения, «один том Бетховена или Шуберта, – или всего лучше Моцарта. А нет, то тогда из гостиной, из черного шкафика сонаты шубертовские и Вагнера "Парсифаль" или что там есть Вагнера». Это было решительное возвращение к музыке. Стоит «только излить все накипевшее в какой-нибудь керосином не просветленной импровизации, как жгучая потребность в композиторской биографии настойчиво и неотвязно, как стихийная претензия, представляется мне потрясенною гармонией, как стрясшимся несчастьем», – признавался он Локсу.
Одновременно он работал над прозой. Через две недели после приезда была окончена новая новелла и начата другая. «Я заметил теперь и примирился с этим как со стилем, прямо вытекающим из остальных моих качеств и задержанных склонностей, что и прозу я пишу как-то так, как пишут симфонии.
Сюжет, манера изложения, стороны некоторые описаний, вообще то обстоятельство: на чем мое внимание останавливается и на чем оно не останавливается, все это разнообразные полифонические средства, и как оркестром этим надо пользоваться, особенно все это смешивая и исполняя свой вымысел так, чтобы это получалась вещь с тоном, с неуклонным движением, увлекательная и т. д.»
В апреле исполнялось 300 лет со дня смерти Шекспира. Лундберг предложил Пастернаку в этой связи «написать статьи, или лекции в Перми и Екатеринбурге устроить». «А тороплюсь я в работе сейчас с тем, чтобы, новеллу закончив, за Шекспира взяться, – писал он домой, – и тут мне тоже хочется показать, как неожиданно оригинален, свеж и часто парадоксален естественный, непринужденный и простой подход к теме».