Моя сестра обожает меня проверять! 20 б. необыкновен…ые дни воропаев вступил в бухарест с ещё не зажившей раной получен…ой им в бою за кишинёв. день был ярок и немного ветрен… . он влетел в город на танке с разведчиками и потом остался один. собствен…о говоря ему следовало лежать в госпит…л…. но разве ул…жишь в день вступления в ослепительно белый кипящий возбуждением город? он н… присаживался до поздней ночи а всё бродил по улицам, вступая в беседы объяснял что-то или просто без слов с кем-то обнимался и его кишинёвская рана затягивалась точно излечиваемая волшебным зельем. а следующая рана случайно получен…ая после бухареста хотя и была легче предыдущей но заживала необъяснимо долго почти до самой софии. но когда он опираясь на палку вышел из штабного автобуса на площадь в центре болгарской столицы и н… ожидая пока его обнимут сам стал обнимать и целовать всех кто попадал в его объятия что-то защ…мило в ране и она зам…рла. он тогда едва держался на ногах голова круж….лась и х…л….дели пальцы рук до того утомился он в течение дня ибо говорил часами на площ….дях в казармах и даже с амвона церкви куда был внес…н на руках. он говорил о россии и славянах будто ему было не меньше тысячи лет. наступила тишина слышно было только как фыркали и жевали лошади да похрапывали спящие. где-то плакал чибис и изредка раздавался писк б…касов прил…тавших п…глядеть н.. уехали ли н ые гости.
Воропаев вступил в Бухарест с ещё не зажившей раной, полученной им в бою за Кишинёв. День был ярок и немного ветрен. Он влетел в город на танке с разведчиками и потом остался один. Собственно говоря, ему следовало лежать в госпитале, но разве улежишь в день вступления в ослепительно белый, кипящий возбуждением город? Он не присаживался до поздней ночи, а всё бродил по улицам, вступая в беседы, объяснял что-то или просто без слов с кем-то обнимался, и его кишинёвская рана затягивалась, точно излечиваемая волшебным зельем.
А следующая рана,случайно полученная после Бухареста, хотя и была легче предыдущей, но заживала необъяснимо долго, почти до самой Софии.
Но когда он, опираясь на палку, вышел из штабного автобуса на площадь в центре болгарской столицы и, не ожидая, пока его обнимут, сам стал обнимать и целовать всех, кто попадал в его объятия, что-то защемило в ране, и она замерла. Он тогда едва держался на ногах, голова кружилась, и холодели пальцы рук - до того утомился он в течение дня, ибо говорил часами на площадях, в казармах и даже с амвона церкви, куда был внесён на руках. Он говорил о России и славянах, будто ему было не меньше тысячи лет.
Наступила тишина, слышно было только, как фыркали и жевали лошади да похрапывали спящие. Где-то плакал чибис и изредка раздавался писк бекасов, прилетавших поглядеть, не уехали ли не гости.