На уроках анна николаевна объявила нам, что сегодня мы вручаем кисеты бойцам. сердце прямо оборвалось во мне. анна николаевна сказала, чтобы мы приходили в школу вечером, а ведь вечером уезжал отец. что же теперь? я, конечно, должен вручать кисеты, раз меня выбрали делегатом, да и кисеты эти были моим долгом, но не мог же я не проводить отца. я разрывался на части — долг и любовь тянули меня в разные стороны, и ни от того, ни от другого я не вправе был отказаться. терзаемый, я пришел из школы домой. увидев мое постное лицо, бабушка тут же выяснила причину, пригорюнилась, поняв, но в это время с улицы вернулся отец, ходивший за какими-то документами. — не беда! — сказал он. — мы с тобой простимся дома, какая разница, на вокзале или дома, а вручить кисеты ты должен сам. и хотя это было полурешением, скорее даже жертвой со стороны отца, со стороны личного в пользу общественного, я как-то ободрился, и бабушка принялась гладить мне белую рубашку, потому что анна николаевна велела нам на всякий случай одеться понаряднее, так как где будет происходить торжественное вручение кисетов, пока неизвестно. время клонилось к вечеру, солнце торопливо уходило за тополя, вернулась, отпросившись пораньше с работы, мама, и настал печальный час. отец снял с гимнастерки звездчатый ремень, натянул шинель и подпоясал ее этим ремнем. потом аккуратно застегнул верхние пуговицы, надел шапку. я тревожно смотрел на отца и думал, что уже где-то видел это. конечно, это было уже, когда началась война, я даже не понял тогда толком, что началась война. просто не понимал, что это такое. тогда отец был в длинном черном пиджаке и в модной крапчатой кепке с длинным козырьком. на пиджаке у него висел значок гто на серебряной цепочке, а за спиной зеленый мешок. значок отец подарил мне тогда, а зеленый мешок был с ним и сейчас. он повесил его на одно плечо, и мы присели. я видел, как иногда вздрагивало мамино лицо — она хотела плакать, но не давала себе воли, сдерживалась — только вздрагивало лицо, я видел, как комкала платок бабушка и подозрительно сухо смотрела на меня. один отец был спокоен и невозмутим. он сидел, задумавшись, потом встрепенулся и встал. — с богом! — сказала бабушка, и отец наклонился ко мне. — главное, одолеть бессилие — всегда и во всем, — сказал он шепотом, чтобы не услышали мама и бабушка. — главное, почувствовать себя сильным! я кивнул ему понимающе, и мы вышли на улицу. на углу наши дороги расходились. отцу, маме и бабушке надо было к вокзалу, мне — в школу. проблему текста, надо
