1. Мертвея, Лонгрен наклонился и увидел восьмимесячное существо×, /сосредоточенно взиравшее на его длинную бороду/, затем сел, потупился и стал крутить ус.
2. Гостей он не выносил, тихо спроваживая их не силой, но такими намеками и вымышленными обстоятельствами, что посетителю не оставалось ничего иного, как выдумать причину×, /не позволяющую сидеть дольше/.
3. В передаче детским голосом и не везде с буквой «р» эти песенки производили впечатление танцующего медведя×,
/украшенного голубой ленточкой/.
4. В это время произошло событие, тень× которого, /павшая на отца/, укрыла и дочь.
5. Рыбачьи лодки×, /повытащенные на берег/, образовали на белом песке длинный ряд темных килей×, /напоминающих хребты громадных рыб/.
6. Но эти дни норда выманивали Лонгрена из его маленького теплого дома чаще, чем солнце×, /забрасывающее в ясную погоду море и Каперну покрывалами воздушного золота/.
7. Он брал девочку на руки и крепко целовал грустные глаза×,
Владислава АтроховаМир моими глазами — как скопление шума, Где куда-то бесцельно спешат поезда. В них пустые глаза пассажиров угрюмых, Что боятся опять в никуда опоздать.
Мир моими глазами — это вовсе не краски, Это серость простывших, ознобленных лиц, Что привыкли скрывать свои чувства под маской И терять себя в сырости пыльных столиц.
Но как только свои я глаза закрываю, Прекращаю я видеть отравленный мир. В поездах глаза, полные жизни, мелькают, А не сверлят пустышками душу до дыр.
Серость лиц пропадает, сменяясь улыбкой, А на смену всем маскам становится смех. Пыльный мир этим смехом очистится шибко: Здесь грустить — это низко, грустить — это грех.
Открываю глаза — и всё снова в тумане, Снова блекнут из мыслей обрывки картин, Как привыкли мы, люди, жить в вечном обмане, Запираться от жизни в подполье квартир.
Каждый день нам приходится видеть реальность, Просыпаясь, тотчас превращаться в людей, Что, забыв о значении слова «моральность», Воспевают тоску и приходы дождей.
Мир пустыми глазами — как скопление шума, Где куда-то бесцельно спешат поезда. И я еду среди пассажиров угрюмых, И боюсь, как они, в никуда опоздать.
Предложения с причастными оборотами
1. Мертвея, Лонгрен наклонился и увидел восьмимесячное существо×, /сосредоточенно взиравшее на его длинную бороду/, затем сел, потупился и стал крутить ус.
2. Гостей он не выносил, тихо спроваживая их не силой, но такими намеками и вымышленными обстоятельствами, что посетителю не оставалось ничего иного, как выдумать причину×, /не позволяющую сидеть дольше/.
3. В передаче детским голосом и не везде с буквой «р» эти песенки производили впечатление танцующего медведя×,
/украшенного голубой ленточкой/.
4. В это время произошло событие, тень× которого, /павшая на отца/, укрыла и дочь.
5. Рыбачьи лодки×, /повытащенные на берег/, образовали на белом песке длинный ряд темных килей×, /напоминающих хребты громадных рыб/.
6. Но эти дни норда выманивали Лонгрена из его маленького теплого дома чаще, чем солнце×, /забрасывающее в ясную погоду море и Каперну покрывалами воздушного золота/.
7. Он брал девочку на руки и крепко целовал грустные глаза×,
/жмурившиеся от нежного удовольствия/.
__
Александр Грин «Алые паруса»
Мир моими глазами
Владислава АтроховаМир моими глазами — как скопление шума,
Где куда-то бесцельно спешат поезда.
В них пустые глаза пассажиров угрюмых,
Что боятся опять в никуда опоздать.
Мир моими глазами — это вовсе не краски,
Это серость простывших, ознобленных лиц,
Что привыкли скрывать свои чувства под маской
И терять себя в сырости пыльных столиц.
Но как только свои я глаза закрываю,
Прекращаю я видеть отравленный мир.
В поездах глаза, полные жизни, мелькают,
А не сверлят пустышками душу до дыр.
Серость лиц пропадает, сменяясь улыбкой,
А на смену всем маскам становится смех.
Пыльный мир этим смехом очистится шибко:
Здесь грустить — это низко, грустить — это грех.
Открываю глаза — и всё снова в тумане,
Снова блекнут из мыслей обрывки картин,
Как привыкли мы, люди, жить в вечном обмане,
Запираться от жизни в подполье квартир.
Каждый день нам приходится видеть реальность,
Просыпаясь, тотчас превращаться в людей,
Что, забыв о значении слова «моральность»,
Воспевают тоску и приходы дождей.
Мир пустыми глазами — как скопление шума,
Где куда-то бесцельно спешат поезда.
И я еду среди пассажиров угрюмых,
И боюсь, как они, в никуда опоздать.