1. Наконец он встал со вздохом и, помедлив немного, ушёл в темноту. 2. Он бродил вдали, не приближаясь к людям. 3. Жук, укусивший Тома за палец, был отброшен прочь, а укушенный палец мальчик сунул в рот. 4. Его доверие было подорвано корне. 5. Они схватились врукопашную, нанося друг другу удары и топча траву. 6. Проснувшись поутру, Том долго не мог сообразить, где он. 7. Дальше нельзя было идти вброд. 8. Напряжённо глядя вперёд, он соскользнул в воду. 9. Выбившись из сил, они выбегали на песчаный пляж, кидались врастяжку на раскалённый песок, а затем снова бросались в воду, начиная все сначала. 10. Они бросились бежать врассыпную, спотыкаясь о корни деревьев и путаясь в диком винограде, росшем повсюду. 11. Гек вышел из засады и пошёл за ними, неслышно ступая босыми ногами и держась поодаль. 12. Они обогнули остров, встретившийся им, и пошли под парами вверх, изредка стреляя из пушки. 13. Это был поистине удивительный человек, говорящий по-немецки, по-голландски, по латыни, по-испански и по-итальянски. 14. Во время бури, оказавшейся поистине ужасной, нас отнесло к необитаемому острову. 15. Нестерпимо хочется обратить в явь овладевшую тобою мечту. 16. Внук поглядывая, исподлобья, что-то негромко говорил дедушке, гревшему у горячо горевшего костра руки. 17. В шахтах работать не легко, а тяжело. 18. В горячем цеху работать нелегко. 19. Вот нехотя с ума свела! 20. Такие дела делаются не быстро. 2. Раскрыть скобки. Ввысь подняться – в высь небесную взлететь; ввек не забыть друга – в век технизации; вконец разобидеться – в конец переулка уйти; вкосую расчертить – в косую линейку тетрадь; вовремя прийти – во время урока; впору сшит костюм – в пору испытаний; врастяжку говорить – в растяжку отдать обувь; втайне готовить сюрприз – в тайне кроется ответ; наверх взойти – на верх склона взойти; назавтра будет праздник – на завтра отложить дела; наутро выпал снег – на утро строить планы.
Заболел я однажды, и мне дали путевку в южный санаторий, где я никогда еще не бывал. Меня уверили, что там, на юге, у моря, все недуги излечиваются быстро и бесповоротно. Но плохо больному человеку, везде ему плохо, даже у моря под южным солнцем. В этом я убедился очень скоро.
Какое-то время я с радостью первооткрывателя бродил по набережной, по приморскому парку, среди праздной толпы, подчеркнуто веселой, бесцельно плывущей куда-то, и не раздражали меня пока ни это массовое безделье, ни монотонный шум моря, ни умильные, ухоженные клумбочки с цветами, ни оболваненные ножницами пучки роз, возле которых так любят фотографироваться провинциальные дамочки и широкоштанные кавалеры, залетевшие сюда с дальних морских промыслов бурно проводить отпуск, прогуливать большие деньги.
Но уже через неделю мне стало здесь чего-то недоставать, сделалось одиноко, и я начал искать чего-то, рыская по городу и парку. Чего искал — сам не ведал.
Часами смотрел я на море, пытаясь обрести успокоение, наполненность душевную и тот смысл и красоту, которые всегда находили в пространстве моря художники, бродяги и моряки.
Море нагоняло на меня еще большую тоску мерным, неумолчным шумом. В его большом и усталом дыхании слышалась старческая грусть. Вспененные волны перекатывали камни на берегу, словно бы отсчитывая годы. Оно много видело, это древнее, седобровое море, и оттого в нем было больше печали, чем веселости.
Впрочем, говорят, что всяк видит и любит море по-своему. Может, так оно и есть.
В приморском парке росли деревья и кусты, собранные со всех сторон мира. Встречались здесь деревья с африканским знойным отливом в широких листьях. Фикусы росли на улице, а я-то думал, что они растут лишь в кадках по российским избам. Воспетые в восточных одах, широко стояли платаны и чинары, роняя на чистые дорожки мохнатые шарики с ниточками. Кипарисы, темные и задумчивые, и днем и ночью мудро молчали. Непорочными, какими-то невзаправдашне театральными цветами были завешаны магнолии.
И пальмы, пальмы.
Низкие, высокие, разлапистые, с шевелюрами современных молодых парней. В расчесах пальм жили воробьи и ссорились, как обитатели коммунальной квартиры, всегда и всем недовольные, если даже удавалось им свить гнездо в кооперативной квартире или на райской пальме. Понизу стелились и прятались меж деревьев кусты, бесплодные, оскопленные ножницами. Листья их то жестки, то покрыты изморозью и колючками. В гуще кустов росли кривые карликовые деревца с бархатистыми длиннопалыми листьями. Их покорность, еле слышное перешептывание напоминали тихих красавиц из загадочной арабской земли.
Кусты, деревья, все эти заморские растения, названий которых я не знал, удивляли, но не радовали. Должно быть, открывать и видеть их надо в том возрасте, когда снятся далекие страны и тянет куда-то убежать. Но в ту пору у нас и сны, и мечты были не об этом, не о дальних странах, а о том, чтоб свою как-то уберечь от цивилизованных разбойников двадцатого века.
Бродил и бродил я по приморскому парку, глазел, дивился и вдруг увидел среди заморских кущ три березки толщиной с детскую руку. Глазам своим я не поверил. Не растут березы в этих местах. Но они стояли на полянке в густой мягкой травке, опустив долу ветви. Березы и в наших-то лесах, если растут поодиночке, сиротами кажутся, здесь и вовсе затерялись, не шуршали корою, не лопотали листом, и все-таки от них нельзя было оторвать глаз. Белые стволы берез пестрели, как веселые сороки, а на нежной зелени зазубренных листьев было так хорошо, покойно взгляду после ошеломляющего блеска чужеземной, бьющей в глаза растительности.
Садовник широкодушно высвободил место березам в этом тесном парке, где обязательно кто-то и кого-то хотел затмить, а потом и задушить. Садовник часто поливал березы, чтобы не сомлели и не умерли они от непосильного для них южного солнца.
2. Он бродил вдали, не приближаясь к людям.
3. Жук, укусивший Тома за палец, был отброшен прочь, а укушенный палец мальчик сунул в рот.
4. Его доверие было подорвано корне.
5. Они схватились врукопашную, нанося друг другу удары и топча траву.
6. Проснувшись поутру, Том долго не мог сообразить, где он.
7. Дальше нельзя было идти вброд.
8. Напряжённо глядя вперёд, он соскользнул в воду.
9. Выбившись из сил, они выбегали на песчаный пляж, кидались врастяжку на раскалённый песок, а затем снова бросались в воду, начиная все сначала.
10. Они бросились бежать врассыпную, спотыкаясь о корни деревьев и путаясь в диком винограде, росшем повсюду.
11. Гек вышел из засады и пошёл за ними, неслышно ступая босыми ногами и держась поодаль.
12. Они обогнули остров, встретившийся им, и пошли под парами вверх, изредка стреляя из пушки.
13. Это был поистине удивительный человек, говорящий по-немецки, по-голландски, по латыни, по-испански и по-итальянски.
14. Во время бури, оказавшейся поистине ужасной, нас отнесло к необитаемому острову.
15. Нестерпимо хочется обратить в явь овладевшую тобою мечту.
16. Внук поглядывая, исподлобья, что-то негромко говорил дедушке, гревшему у горячо горевшего костра руки.
17. В шахтах работать не легко, а тяжело.
18. В горячем цеху работать нелегко.
19. Вот нехотя с ума свела!
20. Такие дела делаются не быстро.
2. Раскрыть скобки.
Ввысь подняться – в высь небесную взлететь;
ввек не забыть друга – в век технизации;
вконец разобидеться – в конец переулка уйти;
вкосую расчертить – в косую линейку тетрадь;
вовремя прийти – во время урока;
впору сшит костюм – в пору испытаний;
врастяжку говорить – в растяжку отдать обувь;
втайне готовить сюрприз – в тайне кроется ответ;
наверх взойти – на верх склона взойти;
назавтра будет праздник – на завтра отложить дела;
наутро выпал снег – на утро строить планы.
Заболел я однажды, и мне дали путевку в южный санаторий, где я никогда еще не бывал. Меня уверили, что там, на юге, у моря, все недуги излечиваются быстро и бесповоротно. Но плохо больному человеку, везде ему плохо, даже у моря под южным солнцем. В этом я убедился очень скоро.
Какое-то время я с радостью первооткрывателя бродил по набережной, по приморскому парку, среди праздной толпы, подчеркнуто веселой, бесцельно плывущей куда-то, и не раздражали меня пока ни это массовое безделье, ни монотонный шум моря, ни умильные, ухоженные клумбочки с цветами, ни оболваненные ножницами пучки роз, возле которых так любят фотографироваться провинциальные дамочки и широкоштанные кавалеры, залетевшие сюда с дальних морских промыслов бурно проводить отпуск, прогуливать большие деньги.
Но уже через неделю мне стало здесь чего-то недоставать, сделалось одиноко, и я начал искать чего-то, рыская по городу и парку. Чего искал — сам не ведал.
Часами смотрел я на море, пытаясь обрести успокоение, наполненность душевную и тот смысл и красоту, которые всегда находили в пространстве моря художники, бродяги и моряки.
Море нагоняло на меня еще большую тоску мерным, неумолчным шумом. В его большом и усталом дыхании слышалась старческая грусть. Вспененные волны перекатывали камни на берегу, словно бы отсчитывая годы. Оно много видело, это древнее, седобровое море, и оттого в нем было больше печали, чем веселости.
Впрочем, говорят, что всяк видит и любит море по-своему. Может, так оно и есть.
В приморском парке росли деревья и кусты, собранные со всех сторон мира. Встречались здесь деревья с африканским знойным отливом в широких листьях. Фикусы росли на улице, а я-то думал, что они растут лишь в кадках по российским избам. Воспетые в восточных одах, широко стояли платаны и чинары, роняя на чистые дорожки мохнатые шарики с ниточками. Кипарисы, темные и задумчивые, и днем и ночью мудро молчали. Непорочными, какими-то невзаправдашне театральными цветами были завешаны магнолии.
И пальмы, пальмы.
Низкие, высокие, разлапистые, с шевелюрами современных молодых парней. В расчесах пальм жили воробьи и ссорились, как обитатели коммунальной квартиры, всегда и всем недовольные, если даже удавалось им свить гнездо в кооперативной квартире или на райской пальме. Понизу стелились и прятались меж деревьев кусты, бесплодные, оскопленные ножницами. Листья их то жестки, то покрыты изморозью и колючками. В гуще кустов росли кривые карликовые деревца с бархатистыми длиннопалыми листьями. Их покорность, еле слышное перешептывание напоминали тихих красавиц из загадочной арабской земли.
Кусты, деревья, все эти заморские растения, названий которых я не знал, удивляли, но не радовали. Должно быть, открывать и видеть их надо в том возрасте, когда снятся далекие страны и тянет куда-то убежать. Но в ту пору у нас и сны, и мечты были не об этом, не о дальних странах, а о том, чтоб свою как-то уберечь от цивилизованных разбойников двадцатого века.
Бродил и бродил я по приморскому парку, глазел, дивился и вдруг увидел среди заморских кущ три березки толщиной с детскую руку. Глазам своим я не поверил. Не растут березы в этих местах. Но они стояли на полянке в густой мягкой травке, опустив долу ветви. Березы и в наших-то лесах, если растут поодиночке, сиротами кажутся, здесь и вовсе затерялись, не шуршали корою, не лопотали листом, и все-таки от них нельзя было оторвать глаз. Белые стволы берез пестрели, как веселые сороки, а на нежной зелени зазубренных листьев было так хорошо, покойно взгляду после ошеломляющего блеска чужеземной, бьющей в глаза растительности.
Садовник широкодушно высвободил место березам в этом тесном парке, где обязательно кто-то и кого-то хотел затмить, а потом и задушить. Садовник часто поливал березы, чтобы не сомлели и не умерли они от непосильного для них южного солнца.