На Птичьем рынке, за три рубля купил, я себе клеста. Это был клест-сосновик, с перьями кирпичного и клюквенного цвета, с клювом, скрещенным, как два кривых костяных ножа. Лапы у него были белые. Таких птиц называют «сиделый».
Над Птичьим рынком стелился морозный пар и пахло керосином. Это продавцы тропических рыбок обогревали аквариумы и банки керосиновыми лампами.
Дома я поставил клетку на окно, чтобы клест мог поглядеть на улицу, на мокрые крыши сокольнических домов и серые стены мельничного комбината.
Клест сидел на своей жердочке торжественно и гордо, как командир на коне. Надо было придумать имя клесту. Мне хотелось, чтобы в имени был отмечен и его командирский нрав, и красный цвет оперения. Нашлось только одно слово – клюква. Клюква – подходящее слово. Жаль только, что нет в клюкве ничего командирского. Я долго прикидывал так и эдак и назвал клеста Капитан Клюквин.
Думаю, выделите сами грамматические основы тогда. ответ ниже.
Объяснение:
Была еще та ранняя весна, когда о приближении тепла можно догадаться только по едва заметным признакам — по туману на московских улицах, по каплям этого тумана, стекающим с черных веток недавно посаженных лип, и по сырому рыхлому ветру. От него оседает и становится ноздреватым снег. Но этот последний признак , к Москве не относится. Снег в Москве к концу марта остается только в некоторых дворах, а на теплом асфальте его уже давно нет. Зиму в Москве собирают машинами-конвейерами на самосвалы и вывозят без остатка за город.
Тот случай, о каком я хочу рассказать, произошел в троллейбусе номер пять.
Москвичи, как известно, в троллейбусах и автобусах разговаривают мало, а больше читают. И в том троллейбусе номер пять, который отошел от остановки на Театральном проезде, тоже было обычное настроение. Но вдруг кондукторша крикнула:
— Погодите! Что же это такое?
— Это грач, — испуганно сказала девочка лет восьми.
Грач сидел угревшись под пальто на груди у девочки и только на минуту высунул из-под пальто свой нос. Но этого было достаточно, чтобы бдительная кондукторша заметила в троллейбусе птицу, запрещенную к перевозке.
— Если его нельзя везти, так я слезу, — сказала девочка и покраснела до слез.
— Что ты, дочка! — воскликнула кондукторша, перестала давать билеты и протиснулась к девочке. — Сиди, не беспокойся. Ой, какая птаха хорошая! Что это? Неужели грач?
Грач осмелел и выглянул. Кондукторша осторожно погладила его пальцем по точеной голове и засмеялась.
Відповідь:
На Птичьем рынке, за три рубля купил, я себе клеста. Это был клест-сосновик, с перьями кирпичного и клюквенного цвета, с клювом, скрещенным, как два кривых костяных ножа. Лапы у него были белые. Таких птиц называют «сиделый».
Над Птичьим рынком стелился морозный пар и пахло керосином. Это продавцы тропических рыбок обогревали аквариумы и банки керосиновыми лампами.
Дома я поставил клетку на окно, чтобы клест мог поглядеть на улицу, на мокрые крыши сокольнических домов и серые стены мельничного комбината.
Клест сидел на своей жердочке торжественно и гордо, как командир на коне. Надо было придумать имя клесту. Мне хотелось, чтобы в имени был отмечен и его командирский нрав, и красный цвет оперения. Нашлось только одно слово – клюква. Клюква – подходящее слово. Жаль только, что нет в клюкве ничего командирского. Я долго прикидывал так и эдак и назвал клеста Капитан Клюквин.
Пояснення:
Думаю, выделите сами грамматические основы тогда. ответ ниже.
Объяснение:
Была еще та ранняя весна, когда о приближении тепла можно догадаться только по едва заметным признакам — по туману на московских улицах, по каплям этого тумана, стекающим с черных веток недавно посаженных лип, и по сырому рыхлому ветру. От него оседает и становится ноздреватым снег. Но этот последний признак , к Москве не относится. Снег в Москве к концу марта остается только в некоторых дворах, а на теплом асфальте его уже давно нет. Зиму в Москве собирают машинами-конвейерами на самосвалы и вывозят без остатка за город.
Тот случай, о каком я хочу рассказать, произошел в троллейбусе номер пять.
Москвичи, как известно, в троллейбусах и автобусах разговаривают мало, а больше читают. И в том троллейбусе номер пять, который отошел от остановки на Театральном проезде, тоже было обычное настроение. Но вдруг кондукторша крикнула:
— Погодите! Что же это такое?
— Это грач, — испуганно сказала девочка лет восьми.
Грач сидел угревшись под пальто на груди у девочки и только на минуту высунул из-под пальто свой нос. Но этого было достаточно, чтобы бдительная кондукторша заметила в троллейбусе птицу, запрещенную к перевозке.
— Если его нельзя везти, так я слезу, — сказала девочка и покраснела до слез.
— Что ты, дочка! — воскликнула кондукторша, перестала давать билеты и протиснулась к девочке. — Сиди, не беспокойся. Ой, какая птаха хорошая! Что это? Неужели грач?
Грач осмелел и выглянул. Кондукторша осторожно погладила его пальцем по точеной голове и засмеялась.