Дачный посёлок расположился на песчаной горе у самого моря. За деревянными домиками раскинулся сосновый бор. Внизу, под горой, серая лента шоссе. По одну её сторону заросли малины и черёмухи. По другую – песок, зелёно-голубая осока, сточенные водой камни и море…
Море неспокойное, но прекрасное. Оно волнуется, вздыхает. Это ветер треплет его пенистые волны и они выплёскиваются на берег. А бывает, заспорит о чём -то море с ветром. Тяжелые волны нальются безысходной яростью, заревут, загрохочут. Словно желая их приободрить, загудят на горе́ сосны: они ведь тоже с неистовым ветром не ладят.
Но чаще всего море спокойно и блестит, будто его начистили. В такие дни виден Кронштадт. Он за горизонтом, и поэтому кажется, что трубы судоремонтных верфей выходят прямо из воды.
Если бы природа могла чувствовать благодарность к человеку за то что он проник в ее жизнь и воспел ее то прежде всего за благодарность выпила бы на долю Михаила Привишна.
Внимательно прочитав все написанное Пришвиным, убеждаешься что он не успел рассказать нам и сотой доли того что превосходно видел и знал.
Для таких мастеров как Пришвин что могу написать целю поэму о каждом слитающим, с дерева осенном листе мало одной жизни. Сколько же листьев упало унося с собою не высказанные мысли писателя.
Несколько раз я слышал от людей только что отложивших прочитанную книгу одни те же слова Это настоящое колдовство .
Дачный посёлок расположился на песчаной горе у самого моря. За деревянными домиками раскинулся сосновый бор. Внизу, под горой, серая лента шоссе. По одну её сторону заросли малины и черёмухи. По другую – песок, зелёно-голубая осока, сточенные водой камни и море…
Море неспокойное, но прекрасное. Оно волнуется, вздыхает. Это ветер треплет его пенистые волны и они выплёскиваются на берег. А бывает, заспорит о чём -то море с ветром. Тяжелые волны нальются безысходной яростью, заревут, загрохочут. Словно желая их приободрить, загудят на горе́ сосны: они ведь тоже с неистовым ветром не ладят.
Но чаще всего море спокойно и блестит, будто его начистили. В такие дни виден Кронштадт. Он за горизонтом, и поэтому кажется, что трубы судоремонтных верфей выходят прямо из воды.
Если бы природа могла чувствовать благодарность к человеку за то что он проник в ее жизнь и воспел ее то прежде всего за благодарность выпила бы на долю Михаила Привишна.
Внимательно прочитав все написанное Пришвиным, убеждаешься что он не успел рассказать нам и сотой доли того что превосходно видел и знал.
Для таких мастеров как Пришвин что могу написать целю поэму о каждом слитающим, с дерева осенном листе мало одной жизни. Сколько же листьев упало унося с собою не высказанные мысли писателя.
Несколько раз я слышал от людей только что отложивших прочитанную книгу одни те же слова Это настоящое колдовство .