За отдернутой занавеской виднелась столовая. На карнизе кафельной печки сидела пучеглазая,румяная матрешка. Одна нога матрешки была босая, другая- в роскошной бархатной туфельке. Сбоку дремал дубовый буфет, за граненными стеклами блестел прабабушкин чайный сервиз, темно-голубой в золотых виноградинах. На овальном столе лежала детская книга, раскрытая на картинке. Раскрашивали ее, должно быть, детские руки: кулаки у человечков были синие, лица-зеленые , курточки и волосы телесного цвета. Иногда ведь так приятно раскрасить совсем не так, как в жизни полагается! С кухни доносился веселый, дробный стук: кухарка рубила мясо для котлет и в так стуку и тиканью стенных часов мурлыкала какую-то польку.
За отдернутой занавеской виднелась столовая. На карнизе кафельной печки сидела пучеглазая,румяная матрешка. Одна нога матрешки была босая, другая- в роскошной бархатной туфельке. Сбоку дремал дубовый буфет, за граненными стеклами блестел прабабушкин чайный сервиз, темно-голубой в золотых виноградинах. На овальном столе лежала детская книга, раскрытая на картинке. Раскрашивали ее, должно быть, детские руки: кулаки у человечков были синие, лица-зеленые , курточки и волосы телесного цвета. Иногда ведь так приятно раскрасить совсем не так, как в жизни полагается! С кухни доносился веселый, дробный стук: кухарка рубила мясо для котлет и в так стуку и тиканью стенных часов мурлыкала какую-то польку.