Прочитайте текст «Откуда берутся слова?», переведите выделенный абзац, составьте план и перескажите текст по плану. Откуда берутся слова?
Зачем нашему языку новые слова? А затем что люди всегда старались перенять все новое интересное и полезное, что есть в других странах. Привезли купцы огромные зелено-полосатые шары, нахваливают: ах до чего вкусны, в жару прохладны! Не было у русских таких плодов не было и слова, а значит вместе с товаром новым привезли купцы новое слово – арбуз.
Но так было не всегда. Решил, например, писатель, государственный деятель пушкинского времени, адмирал Александр Семенович Шишков заменить иностранные слова выдуманными им «русскими»: вместо галоши говорить мокроступы, вместо театр – позорище (от корня зор – смотреть, взгляд), вместо фортепиано – тихогром. Хотя у этих слов корни были русские – язык их не принял.
Зато целый ряд слов придуманных русским историком Николаем Михайловичем Карамзиным привились и теперь нам кажется, что они были всегда: промышленность, подозрительность, достопримечательность, первоклассный, утонченный, человечный.
Джонатан Свифт тоже любил придумывать новые слова. Его герой Гулливер попадает в страну населенную лилипутами. Другой писатель, Карел Чапек, придумал и описал человекоподобную машину и дал ей название, которое теперь у всех на слуху – робот. Когда великому шведскому натуралисту Карлу Линнею понадобилось назвать единым словом всех животных обитающих в определенной местности, он придумал слово фауна. (Б. Казанский)
Радушие семьи Житковых изумляло меня. Оно выражалось не в каких-нибудь слащавых приветствиях, а в щедром и неистощимом хлебосольстве. Приходили какие-то молчаливые, пропахшие махоркой, явно голодные люди, и их без всяких расспросов усаживали вместе с семьёю за длинный, покрытый клеёнкой стол и кормили тем же, что ела семья. А пища у неё была простая, без гурманских причуд: каша, жареная скумбрия, варёная говядина. Обычно обедали молча и даже как будто насупленно, но за чаепитием становились общительнее, и тогда возникали бурные споры о Льве Толстом, о народничестве.
Кроме литературы, в семье Житковых любили математику, астрономию, физику. Смутно вспоминаю какие-то электроприборы в кабинете у Степана Васильевича. Помню составленные им учебники по математике; они кипой лежали у него в кабинете.
Очень удивляли меня отношения, существовавшие между Степаном Васильевичем и его сыном Борисом: то были отношения двух взрослых, равноправных людей. Борису была предоставлена полная воля, он делал что вздумается — так велико было убеждение родителей, что он не употребит их доверия во зло. И действительно, он сам говорил мне, что не солгал им ни разу ни в чём.
Раньше я никогда не видывал подобной семьи и лишь потом, через несколько лет, убедился, что, в сущности, то была очень типичная для того времени русская интеллигентская трудовая семья, щепетильно честная, чуждая какой бы то ни было фальши, строгая ко всякой неправде. Живо помню, с каким восхищением я, тринадцатилетний мальчишка, впитывал в себя её атмосферу.
Желтоқсанның жиырма бесі в России и в России и в России и в России и в России и в России и в мире нет ни одного слова о том как сколько и кто чего может быть 23 и как это может быть связано и в каком направлении он будет развиваться в этом России направлении развиваться и понимать работать в других городах России в Москве этом направлении или в Европе или в Украине или в Америке или на Украине в Европу на Европу и в на родину вернуться на Украину и на Украине уже и не возвращаться обратно на Россию в Украину в Европу или в КОТАК