Сколько микротем содержит текст?
Сказки знают все. По крайней мере, несколько сказок каждый из нас сможет вспомнить. И «Репку», и «Колобок», и про Ивана-царевича и Серого Волка, и… И все-таки, смею сказать, мы не знаем сказки. Велико число сказок (ученые насчитывают их многие сотни), а на слуху у нас обычно не более десятка…
Салтыков-Щедрин в рассказе «Запутанное дело» вспоминал о том блаженном состоянии, которое «каждый из нас более или менее ощущал в детстве, слушая долгим вечером бесконечно однообразные и, между тем, всегда возбуждающие судорожное любопытство рассказы старой няни о бабе-яге – костяной ноге, об избушке на курьих ножках».
…Нельзя подходить к поэтическому миру сказок с нашим, во многом рациональным, мышлением. В то, о чем так интересно повествуют сказки, надо верить. В них есть своя художественная правда.
Одним словом, сказки – это сказки. И мне хочется верить, что мы полюбим народное искусство, нашу историю, станем немного добрее и немного чище… (Ю. Круглов).

Один мой знакомый, который хорошо знает арабский язык. Так он сравнивал арабские поговорки с русскими, и получались прелюбопытнейшие параллели. Например, арабы говорят// честь это алмаз, который делает нищего равным султану//, а по-русски выходит//, что за честь коли нечего есть//. То же насчет гостеприимства. Арабская пословица говорит// Воскресенский вдруг встал.

2) Подожди-ка малость Сергей// окликнул он мальчика// никак там люди шевелятся, вот так история.

3) Ромашов насторожился и глядя не на Петерсона, а на председателя, ответил грубовато// да бывал, но я не понимаю какое это отношение имеет к делу .

Чистота, свежесть, жизнеутверждение в при­роде и в душе художника — чувства, которые пе­редает картина «После дождя» А. М. Герасимова. Созерцание этого полотна не может не породить в нашей душе ощущение бодрящей новизны, ведь омытый дождем привычный окружающий мир неизменно заставляет нас по-новому взглянуть на будничные вещи, и этот новый взгляд не только приносит открытие удивительного в повседневно­сти, но и в душе человека. Мастерство и точность в передачи состояния природы и человека — глав­ное, что привлекает нас в этой картине. На картине изображено немного деталей: мы видим дощатую террасу, стоящий на ней стол, а на нем — ваза с цветами и опрокинутый ветром ста­кан. На заднем плане картины — зелень деревьев. Однако каждый из элементов картины изображен автором с таким мастерством, что мы, зрители, поч­ти физически ощущаем прохладу и свежесть. Автор запечатлел момент, когда дождь только Почти зеркальным блеском сверкают мок­рый дощатый пол террасы, перила и скамейка. Все вокруг освещено влажным блеском. Свет солнца неярок, как это бывает после дождя. Ветер, который сопровождал дождь, растрепал стоящий на столе букет, и лепестки цветов теперь разметаны по столу. Мокрая поверхность стола от­ражает опрокинутый стеклянный стакан. На перила террасы почти свешиваются ветки деревьев, зелень которых, омытая дождем, выгля­дит по-весеннему новой. Сквозь ветки кустов и гу­стые цветущие кусты во дворе виднеется мокрая крыша сарая в саду. Листья дерева, изображенно­го в левом углу картины не прорисованы четко — это ветер, который не стих еще, не дает зрителю разглядеть листву, он превращает ее в буйную зе­леную массу. В углу картины мы можем рассмо­треть клочок неба — оно еще не прояснилось после дождя, остается мутным, но уже чувствуется, что скоро появится солнце. Сами по себе краски картины неяркие: терраса коричневая, стоящий на ней стол темно-коричне­вый, зелень деревьев темно-зеленая, какой она бывает уже в конце лета. Но пролившаяся с неба влага абсолютно до неузнаваемости изменила не­выразительную картину, придала простой дере­вянной террасе вид дворцовых покоев в королев­стве природы. Кажется, что по велению или капризу каких-то высших сил пролившийся дождь кардинально изменил представление об обыденном.