Была середина октября. Осень выдалась холодной и ветреной. В среду я возвращался домой из школы и по пути зашел в кафе, чтобы купить два пончика по десять рублей каждый.
Присев на скамейку в усыпанном листвой сквере, я стал наслаждаться живописным пейзажем, ласкающим мой взор, и нежным вкусом свежего пончика, оказавшегося столь сладким, что съев первый, я уже не мог смотреть на второй и, откусив от него маленький кусочек, небрежно швырнул пончик в листву.
— Не возражаете, юноша? – услышал я голос за спиной. Обернувшись, я увидел вопросительно смотревшего в сторону брошенного лакомства мужчину лет пятидесяти. Я безразлично плечами, и незнакомец направился к пончику. На нем был старый плащ, видавшие виды брюки и детская кепка с изображением Человека-паука. Обут он был в старые домашние тапки. Судя по всему, он был бездомным.
Съев пончик, бродяга, выражая благодарность, кивнул мне головой и подошел ближе, протягивая руку.
— Кирилл, — произнес он.
— Павлик, — ответил я и растерянно его руку.
Кирилл присел рядом и, глубоко вздохнув, произнес:
— Ну, вот и пообедал.
Я продолжал молча сидеть и разглядывать нового знакомого. Он был небрит, а из-под кепки торчали грязные кудри.
Присев на скамейку в усыпанном листвой сквере, я стал наслаждаться живописным пейзажем, ласкающим мой взор, и нежным вкусом свежего пончика, оказавшегося столь сладким, что съев первый, я уже не мог смотреть на второй и, откусив от него маленький кусочек, небрежно швырнул пончик в листву.
— Не возражаете, юноша? – услышал я голос за спиной. Обернувшись, я увидел вопросительно смотревшего в сторону брошенного лакомства мужчину лет пятидесяти. Я безразлично плечами, и незнакомец направился к пончику. На нем был старый плащ, видавшие виды брюки и детская кепка с изображением Человека-паука. Обут он был в старые домашние тапки. Судя по всему, он был бездомным.
Съев пончик, бродяга, выражая благодарность, кивнул мне головой и подошел ближе, протягивая руку.
— Кирилл, — произнес он.
— Павлик, — ответил я и растерянно его руку.
Кирилл присел рядом и, глубоко вздохнув, произнес:
— Ну, вот и пообедал.
Я продолжал молча сидеть и разглядывать нового знакомого. Он был небрит, а из-под кепки торчали грязные кудри.