Маяковский был больше, чем кто-либо другой, характерен для своего времени и трудно понимаем из иной эпохи.
Начало поэтической деятельности Маяковского совпало с общемировоззренческим кризисом первого десятилетия XX в., с его крушением этических идеалов и понятий. Из всех возникших на этой почве модернистских течений Маяковского привлек футуризм с его анархическим бунтарством, ниспровержением старых кумиров и стремлением к новаторству в форме.
Раннее творчество Маяковского имеет антибуржуазную направленность. Поэту противны покорность, сытость, мещанство. Не приемля мир, современный ему, Маяковский переносит свои чувства и на человека. Зрение его избирательно: будущий пролетарский поэт не обращает внимания ни на рабочих, ни на крестьян. Для него истина в том, что есть какой-то буржуазный усредненный тип — «два аршина безлицего розоватого теста», только колышутся спадающие на плечи легкие складки лоснящихся щек.
Маяковский сатирически изображает обывателя, который для него — символ всего старого мира («Нате!», «Вам!»).
В дореволюционных стихах Маяковского нет ни сочувствия, ни сострадания «маленькому» человеку. У обрюзгшего обывателя только тело большое — туша, а все остальное: душонка, страстишки, любвишки — мелкое. Утопическое воображение Маяковского лишь в будущем видит «нового», «идеального» человека. Поэт надеется, что он, свободный, ору о ком я, человек — придет он, верьте мне, верьте!
Этот человек наново пересоздаст мир, в котором все будет иное: природа, города, искусство, мораль. Маяковский связывал понятие о новом мире с образом человека-титана, свободного от
В ранний период творчества Маяковский выразить боль и страдание, донести эти, тогда еще живые чувства до других. В трагедии «Владимир Маяковский» он пишет о «себе, любимом», потому взволнованность не декларативна, искренность — не притворна. Образ страдающего человека обретает поэтическое завершение в поэмах «Человек» и «Облако в штанах». Источником страданий поэта является не только неустройство мира, но и любовь («Послушайте!», «Флейта-позвоночник», «Люблю»): И только боль моя острей — стою, огнем обвит, на несгорающем костре немыслимой любви.
Первая мировая война углубила понимание Маяковским несостоятельности буржуазного мира. Мотив страдания человека приобретает всеобщий масштаб, проблема «человек и Вселенная» находит конкретное выражение в проблеме «война и мир» (поэма «Война и мир»).Революция для Маяковского стала возможностью реализации всех его желаний и утопий: уничтожения буржуазного мира, ниспровержения старого искусства, старой морали: Граждане! Сегодня рушится тысячелетнее «Прежде». Сегодня пересматривается миров основа. Сегодня до последней пуговицы в одежде Жизнь переделаем снова!
Принимая идеалы революции, Маяковский увидел вместе с тем ее двуликость и противоречивость («Ода революции»), а затем и искажение идеалов свободы, человечности, демократии. В его творчестве начинают параллельно развиваться две линии: утверждающе-оптимистическая, прославляющая революцию и социалистическое преобразование жизни («Хорошо!», «Владимир Ильич Ленин», «Комсомольское», «150000000», «Во весь голос»), и сатирически-обличающая, направленная против бюрократизма, советского чиновничества, против советской обывательщины и мещанства, которые оказались ничем не лучше буржуазных.
Революция изменила поэтический голос Маяковского. «Бесценных слов мот и транжир» в поэме «Пятый Интернационал» так формулирует идею поэтического языка: я поэзии одну разрешаю форму: краткость, точность математических формул.
Если исходить из аксиомы, что поэзия — голос души, то вряд ли душа говорит формулами. Маяковский все меньше остается поэтом, все больше превращается в гениального конструктора и оратора, которому нужен разум, острое зрение, но не обязательна душа. Маяковский лукавит, когда говорит, что «наступал на горло собственной песне». Его трагедия была в том, что Песня исчезла, ее место заняли плакат, лозунг, площадная декламация. Его стремление соответствовать времени выливалось в отклик на каждое событие в стране (добыча руды, субботник, строительство нового завода или города).
Поэт понимал, что его личность, его творчество будут вызывать споры и через десятки лет, что вряд ли можно будет однозначно оценить все, что он написал: Будет с кафедры лобастый идиот что-то молоть о богодьяволе. Склонится толпа, лебезяща, суетна. Даже не узнаете — я не я: облысевшую голову разрисует она в рога или в сияния.
В итоге было божье — огромный талант, вылившийся в гениальные строки. Было и дьявольское — стремление служить большой, но ложной идее, лишившей эти строки души.http://mysoch.ru/sochineniya/mayakovskogo/_self/o_tvorchestve_v_v_maiakovskogo/
Маяковский был больше, чем кто-либо другой, характерен для своего времени и трудно понимаем из иной эпохи.
Начало поэтической деятельности Маяковского совпало с общемировоззренческим кризисом первого десятилетия XX в., с его крушением этических идеалов и понятий. Из всех возникших на этой почве модернистских течений Маяковского привлек футуризм с его анархическим бунтарством, ниспровержением старых кумиров и стремлением к новаторству в форме.
Раннее творчество Маяковского имеет антибуржуазную направленность. Поэту противны покорность, сытость, мещанство. Не приемля мир, современный ему, Маяковский переносит свои чувства и на человека. Зрение его избирательно: будущий пролетарский поэт не обращает внимания ни на рабочих, ни на крестьян. Для него истина в том, что есть какой-то буржуазный усредненный тип — «два аршина безлицего розоватого теста»,
только колышутся спадающие на плечи
легкие складки лоснящихся щек.
Маяковский сатирически изображает обывателя, который для него — символ всего старого мира («Нате!», «Вам!»).
В дореволюционных стихах Маяковского нет ни сочувствия, ни сострадания «маленькому» человеку. У обрюзгшего обывателя только тело большое — туша, а все остальное: душонка, страстишки, любвишки — мелкое. Утопическое воображение Маяковского лишь в будущем видит «нового», «идеального» человека. Поэт надеется, что
он,
свободный,
ору о ком я,
человек — придет он,
верьте мне,
верьте!
Этот человек наново пересоздаст мир, в котором все будет иное: природа, города, искусство, мораль. Маяковский связывал понятие о новом мире с образом человека-титана, свободного от
В ранний период творчества Маяковский выразить боль и страдание, донести эти, тогда еще живые чувства до других. В трагедии «Владимир Маяковский» он пишет о «себе, любимом», потому взволнованность не декларативна, искренность — не притворна. Образ страдающего человека обретает поэтическое завершение в поэмах «Человек» и «Облако в штанах». Источником страданий поэта является не только неустройство мира, но и любовь («Послушайте!», «Флейта-позвоночник», «Люблю»):
И только
боль моя
острей —
стою,
огнем обвит,
на несгорающем костре
немыслимой любви.
Первая мировая война углубила понимание Маяковским несостоятельности буржуазного мира. Мотив страдания человека приобретает всеобщий масштаб, проблема «человек и Вселенная» находит конкретное выражение в проблеме «война и мир» (поэма «Война и мир»).Революция для Маяковского стала возможностью реализации всех его желаний и утопий: уничтожения буржуазного мира, ниспровержения старого искусства, старой морали:
Граждане!
Сегодня рушится тысячелетнее «Прежде».
Сегодня пересматривается миров основа.
Сегодня
до последней пуговицы в одежде
Жизнь переделаем снова!
Принимая идеалы революции, Маяковский увидел вместе с тем ее двуликость и противоречивость («Ода революции»), а затем и искажение идеалов свободы, человечности, демократии. В его творчестве начинают параллельно развиваться две линии: утверждающе-оптимистическая, прославляющая революцию и социалистическое преобразование жизни («Хорошо!», «Владимир Ильич Ленин», «Комсомольское», «150000000», «Во весь голос»), и сатирически-обличающая, направленная против бюрократизма, советского чиновничества, против советской обывательщины и мещанства, которые оказались ничем не лучше буржуазных.
Революция изменила поэтический голос Маяковского. «Бесценных слов мот и транжир» в поэме «Пятый Интернационал» так формулирует идею поэтического языка:
я
поэзии
одну разрешаю форму:
краткость,
точность математических формул.
Если исходить из аксиомы, что поэзия — голос души, то вряд ли душа говорит формулами. Маяковский все меньше остается поэтом, все больше превращается в гениального конструктора и оратора, которому нужен разум, острое зрение, но не обязательна душа. Маяковский лукавит, когда говорит, что «наступал на горло собственной песне». Его трагедия была в том, что Песня исчезла, ее место заняли плакат, лозунг, площадная декламация. Его стремление соответствовать времени выливалось в отклик на каждое событие в стране (добыча руды, субботник, строительство нового завода или города).
Поэт понимал, что его личность, его творчество будут вызывать споры и через десятки лет, что вряд ли можно будет однозначно оценить все, что он написал:
Будет
с кафедры лобастый идиот
что-то молоть о богодьяволе.
Склонится толпа,
лебезяща,
суетна.
Даже не узнаете —
я не я:
облысевшую голову разрисует она
в рога или в сияния.
В итоге было божье — огромный талант, вылившийся в гениальные строки. Было и дьявольское — стремление служить большой, но ложной идее, лишившей эти строки души.http://mysoch.ru/sochineniya/mayakovskogo/_self/o_tvorchestve_v_v_maiakovskogo/