Сжать изложения на четвертый день прямо из совхоза, груженный хлебом, подворачиваю к чайной. парнишка мой там сидит на крыльце, ножонками болтает и, по всему видать, голодный. высунулся я в окошко, кричу ему: "эй, ванюшка! садись скорее на машину, прокачу на элеватор, а оттуда вернемся сюда, пообедаем". он от моего окрика вздрогнул, соскочил с крыльца, на подножку вскарабкался и тихо так говорит: "а вы откуда знаете, дядя, что меня ваней зовут? " и глазенки широко раскрыл, ждет, что я ему отвечу. ну, я ему говорю, что я, мол, человек бывалый и все знаю. зашел он с правой стороны, я дверцу открыл, посадил его рядом с собой, поехали. шустрый такой парнишка, а вдруг чего-то притих, задумался и нет-нет да и взглянет на меня из-под длинных своих загнутых кверху ресниц, вздохнет. такая мелкая птаха, а уже научилась вздыхать. его ли это дело? опрашиваю: "где же твой отец, ваня? " шепчет: "погиб на фронте". – "а мама? " – "маму бомбой убило в поезде, когда мы ехали". – "а откуда вы ехали? " – "не знаю, не помню…" – "и никого у тебя тут родных нету? " – "никого". – "где же ты ночуешь? " – "а где придется". закипела тут во мне горючая слеза, и сразу я решил: "не бывать тому, чтобы нам порознь пропадать! возьму его к себе в дети". и сразу у меня на душе стало легко и как-то светло. наклонился я к нему, тихонько спрашиваю: "ванюшка, а ты знаешь, кто я такой? " он и спросил, как выдохнул: "кто? " я ему и говорю так же тихо: "я – твой отец".боже мой, что тут произошло! кинулся он ко мне на шею, целует в щеки, в губы, в лоб, а сам, как свиристель, так звонко и тоненько кричит, что даже в кабинке глушно: "папка родненький! я знал! я знал, что ты меня найдешь! все равно найдешь! я так долго ждал, когда ты меня найдешь! " прижался ко мне и весь дрожит, будто травинка под ветром. а у меня в глазах туман, и тоже всего дрожь бьет, и руки трясутся… как я тогда руля не упустил, диву можно даться! но в кювет все же нечаянно съехал, заглушил мотор. пока туман в глазах не побоялся ехать, как бы на кого не наскочить. постоял так минут пять, а сынок мой все жмется ко мне изо всех силенок, молчит, вздрагивает. обнял я его правой рукою, потихоньку прижал к себе, а левой развернул машину, поехал обратно, на свою квартиру. какой уж там мне элеватор, тогда мне не до элеватора было.
На четвертый день прямо из совхоза подворачиваю к чайной. Парнишка мой там сидит на крыльце и по всему видать, голодный. Высунулся я в окошко, кричу ему: "Эй, Ванюшка! Садись скорее на машину, прокачу на элеватор, а оттуда вернемся сюда, пообедаем". Он от моего окрика вздрогнул, соскочил с крыльца, на подножку вскарабкался и тихо так говорит: "А вы откуда знаете, дядя, что меня Ваней зовут?" И глазенки широко раскрыл, ждет, что я ему отвечу. Ну, я ему говорю, что я человек бывалый и все знаю.
Зашел он с правой стороны,поехали. Шустрый такой парнишка, а вдруг чего-то притих, задумался и нет-нет да и взглянет на меня из-под длинных своих загнутых кверху ресниц, вздохнет. Такая мелкая птаха, а уже научилась вздыхать. Его ли это дело? Опрашиваю: "Где же твой отец, Ваня?" Шепчет: "Погиб на фронте". – "А мама?" – "Маму бомбой убило в поезде, когда мы ехали". – "А откуда вы ехали?" – "Не знаю, не помню…" – "И никого у тебя тут родных нету?" – "Никого". – "Где же ты ночуешь?" – "А где придется".
Закипела тут во мне горючая слеза, и сразу я решил: "Не бывать тому, чтобы нам порознь пропадать! Возьму его к себе в дети". И сразу у меня на душе стало легко и как-то светло. Наклонился я к нему, тихонько спрашиваю: "Ванюшка, а ты знаешь, кто я такой?" Он и спросил, как выдохнул: "Кто?" Я ему и говорю так же тихо: "Я – твой отец".Боже мой, что тут произошло! Кинулся он ко мне на шею, целует в щеки, в губы, в лоб, а сам, как свиристель, так звонко и тоненько кричит, что даже в кабинке глушно: "Папка родненький! Я знал! Я знал, что ты меня найдешь! Все равно найдешь! Я так долго ждал, когда ты меня найдешь!" Прижался ко мне и весь дрожит, будто травинка под ветром. А у меня в глазах туман, и тоже всего дрожь бьет, и руки трясутся… Как я тогда руля не упустил, диву можно даться! Но в кювет все же нечаянно съехал, заглушил мотор. Пока туман в глазах не побоялся ехать, как бы на кого не наскочить. Постоял так минут пять, а сынок мой все жмется ко мне изо всех силенок, молчит, вздрагивает. Обнял я его правой рукою, потихоньку прижал к себе, а левой развернул машину, поехал обратно, на свою квартиру. Какой уж там мне элеватор, тогда мне не до элеватора было.