Во всякой книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь; оно или служит объяснением цели сочинения, или оправданием и ответом на критики.
Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана.
Тут толпилось шумно десятка два грузин и горцев; поблизости караван верблюдов остановился для ночлега.
Налево чернело глубокое ущелье; за ним и впереди нас темно-синие вершины гор, изрытые морщинами, покрытые слоями снега, рисовались на бледном небосклоне, еще сохранявшем последний отблеск зари.
Сакля была прилеплена одним боком к скале; три скользкие, мокрые ступени вели к ее двери.
Один из них взвалил себе на плечи мой чемодан, другие стали быкам почти одним криком.Нечего было делать, мы приютились у огня. Скажи, ты будешь веселей?Между тем тучи спустились, повалил град, снег. Лошади измучились, мы продрогли.
Во всякой книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь; оно или служит объяснением цели сочинения, или оправданием и ответом на критики.
Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана.
Тут толпилось шумно десятка два грузин и горцев; поблизости караван верблюдов остановился для ночлега.
Налево чернело глубокое ущелье; за ним и впереди нас темно-синие вершины гор, изрытые морщинами, покрытые слоями снега, рисовались на бледном небосклоне, еще сохранявшем последний отблеск зари.
Сакля была прилеплена одним боком к скале; три скользкие, мокрые ступени вели к ее двери.
Один из них взвалил себе на плечи мой чемодан, другие стали быкам почти одним криком.Нечего было делать, мы приютились у огня. Скажи, ты будешь веселей?Между тем тучи спустились, повалил град, снег. Лошади измучились, мы продрогли.