выявите у данных понятий признаки которые могут быть поставленными друг другу Составьте сложноподчинённые предложения с придаточными уступительными славяне синонимы ,яд змеи, Наполеон, атомная энергия

приятно считать, что телеграф, телефон, поезда, автомобили и лайнеры призваны

экономить человеку его драгоценное время, высвобождать досуг, который

можно употребить для развития своих духовных Но произошел

удивительный парадокс. Можем ли мы, положа руку на сердце, сказать, что

времени у каждого из нас, пользующегося услугами техники, больше, чем

его было у людей дотелефонной, дотелеграфной, доавиационной поры? Да

Боже мой! У каждого, кто жил тогда в относительном достатке (а мы все

живем теперь в относительном достатке) , времени было во много раз

больше, хотя каждый тратил тогда на дорогу из города в город неделю, а

то и месяц, вместо наших двух-трех часов. Говорят, не хватало времени

Микеланджело или Бальзаку. Но ведь им потому его и не хватало, что в

сутках только двадцать четыре часа, а в жизни всего лишь шестьдесят или

семьдесят лет. Мы же, дай нам волю и сорок восемь часов в

одни сутки, будем порхать как заведенные из города в город, с материка

на материк и все не выберем часу, чтобы успокоиться и сделать что-нибудь

неторопливое, основательное, в духе нормальной человеческой натуры.

Техника сделала могущественным каждое государство в целом и человечество

в целом. По огневой, уничтожающей и всевозможной мощи Америка

двадцатого века не то что та же Америка девятнадцатого, и человечество,

если пришлось бы отбиваться, ну, хоть от марсиан, встретило бы их не

так, как два или три века назад. Но вот во сделала ли техника более

могучим человека, одного человека, человека как такового? Могуч

был библейский Моисей, выведший свой народ из чужой земли, могуча была

Жанна д'Арк из города Орлеана, могучи были Гарибальди и Рафаэль, Спартак

и Шекспир, Бетховен и Петефи, Лермонтов и Толстой. Да мало ли.. .

Открыватели новых земель, первые полярные путешественники, великие

ваятели, живописцы и поэты, гиганты мысли и духа, подвижники идеи. Можем

ли мы сказать, что весь наш технический прогресс сделал человека более

могучим именно с этой единственно правильной точки зрения? Конечно,

мощные орудия и при Но ведь и духовное ничтожество,

трусишка может дернуть за нужный рычажок или нажать нужную кнопку трусишка-то и дернет в первую очередь. Да, все вместе,

обладающие современной техникой, мы мощнее. Мы слышим и видим на тысячи

километров, наши руки чудовищно удлинены. Мы можем ударить кого-нибудь

даже и на другом материке. Руку с фотоаппаратом мы дотянули уже до Луны.

Но это все - мы. Когда же "ты" останешься наедине с самим собой, без

радиоактивных и химических реакций, без атомных подводных лодок и даже

без скафандра один, - можешь ли ты сказать про себя, что ты - с

признаками раннего артериосклероза и камней в левой почке (про дух я уж

не говорю), -что ты могущественнее всех своих предшественников по планете

Земля? Человечество коллективно может завоевать Луну либо антивещество,

но все равно за письменный стол человек садится в отдельности.

Феней, дворы наши делит ледащий заборишко. И уж какие тут секреты…

Вот кормит баба Феня обедом внука, кормит и приговаривает:

— Хлебушка, хлеба поболе ешь… Не боись, откусывай. А то как же… С хлебушком и сытый будешь. А так разве тебя накормишь. Кусай, кусай, не прилепивайся. Зубки у тебя молодые, вострые, — припевает она возле внука. Отойдет по своим делам, и снова воротится, и снова свою песню ведет:

— А хлеба чего не ешь? Это почему ж так? Либо он горький, полыном отдает?

— Баба, ну, отстань. Кто же с макаронами хлеб ест? — разъясняет внук. Там мука и там мука.

— Гос-споди… Да как же без хлеба! Без хлеба тебя не укормишь. Без хлеба ты не знай сколько смолотишь. А макароны из магазина берем, они денежку стоят. А с хлебушком оно…

Начнет внук чай пить, а баба Феня снова тут:

— Какой сахарный… Это кто же по стольку кладет? На тебя и сахару не настатишься, никаких зарплатов не хватит. А от него, от сахару, да от конфетов ваших зубы падают, — пугает она. — Да…

Внук бабкины слова слышал, и переслышал, и слушать устал. Он лишь иногда, для порядку, огрызнется: «Не боись, не выпадут», — и дело с концом.

Баба Феня тут же его окорачивает:

— У-ух, еще скусывается… Молодой, а зубатый. Научилися со старыми разговаривать. Повыучили их в школе. В старые бы времена…

Но с внуком что… С внуком баба Феня поговорить умела. А вот вечерами…

За ужин обычно садились все вместе: сын с невесткой, внуки, а баба Феня наливала, потом и сама, коли была охота, вечеряла. За ужином было труднее.

— Мама, — спрашивала невестка, — а сметана у нас есть? А ну, слазь в погреб, — приказывала она сыну. — Принеси сметану.

Баба Феня вздыхала и будто с собой разговаривала:

— Такой ныне борщ жирнючий. Прямо не мясо попалось, а сало одно. И заправку я пережаривала с маслицем. Много маслица клала, — и замолкала, поджав губы, и с немым укором глядела на всех.

Уже привыкли к этим разговорам. Уже привыкли. Но невестка нет-нет да и звякнет ложкой и мужа глазами ожгет. А сын у бабы Фени хороший. Он лишь скажет:

— Ну, чего ты, мама? Жалко, что ль…

— Мне не жалко, — дрогнет голос у бабы Фени. — Не мое, вами купленное. А только, я говорю, жирнючий борщ. И маслица я добавляла.

— Жадная ты какая-то стала, — засмеется сын.

После таких разговоров баба Феня приходит к нам, к моей матери. И долго сидят они на ступенях крыльца, вспоминают.

— Жадная… — в десятый раз жалуется баба Феня. — А вот в войну, когда мы уходили… С утра лопату беру и иду. А пайку свою, хлебушко-то, вроде забуду, им оставлю. Сама день-деньской водичку да водичку… День-деньской. А норму надо сделать, кубометры. Обмеряют вечером. Домой прибежишь, похлебаешь щец из лебеды… Вот и жадная…

Моя мать молчит, слушает, вздыхает.

— А после войны… По карточкам получишь, поглядишь… Господи, да рази…

Мать молчит и вздыхает. А в соседнем, бабы Фенином, дворе невестка посуду моет, позвякивает, сын в огороде, внуки со своими делами. Все уже привыкли. Не первый день такое. Но раньше незаметно было, а вот теперь…