С начала рассказа прослеживается связь с Древней Грецией. Название рассказа напоминает о мифах. Мы знаем о двенадцати подвигах Геракла, и нам интересно узнать, о каком еще подвиге может пойти речь. А подвиг оказывается вовсе и не подвигом. «Геракл совершил свои подвиги как храбрец. А этот молодой человек совершил свои подвиги из трусости», — говорит учитель. Харлампий Диогенович — учитель математики, «как и Пифагор, он был по происхождению грек». Отчество — Диогенович напоминает о философе Диогене. Педагог во время пауз рассказывал «что-нибудь поучительное и древнегреческое», упоминаются басни Эзопа.
По воспоминаниям главного героя, Харлампий Диогенович «властно и спокойно держал класс в руках» , не было слышно криков и уговоров, он не грозил вызвать родителей. Главным оружием учителя был смех, и он мог выставить человека смешным: «Когда учитель выставляет тебя смешным, сразу же распадается круговая порука учеников, и весь класс над тобой смеется. Все смеются против одного».
Учитель умело использовал несоответствия, и все хохотали. Например, опаздывающего ученика, как «дорогого гостя» он пропускал в класс, закрывал за ним дверь и говорил «что-нибудь великолепное, например: «Принц Уэльский».
В эпизоде «На контрольной работе» ученик Авдеенко, чтобы списать, сидит в неестественной позе, вытянув шею. Он выглядит смешно и нелепо. Харлампий Диогенович тут же находит для него сравнение: «Авдеенко думает, что он лебедь». Учитель хочет, чтобы в ученике проснулось чувство собственного достоинства, ведь уважающий себя человек не захочет поставить себя в смешное положение из-за лени, невнимательности или, того хуже, нечестности.
Смешным не хотелось выглядеть никому, поэтому ученики старались выполнять все задания, не хулиганить.
Наш герой тоже поставил себя в смешное положение на уроке, хотя делал все возможное, чтобы этот урок не состоялся. Не выучив урока, он чувствует себя в руках учителя. Весь класс уже приготовился к спектаклю и хочет только, чтобы он продолжался подольше.
После омовения Геракл, умащенный мягкими ладонями дочерей Феспия, угождающих ему в радостном послушании, возлег на ложе для бесед и принял от хозяина большой двуручный кубок, увитый побегами плюща… Не забывал и о еде. Ежеминутно сменяли перед ним тарелки, подкладывали отборные куски, поливали отменным соусом. …А когда охота к еде у всех ослабела, Геракл придержал при себе жбан старого вина, известного как “молоко Афродиты”, ибо было золотое, как мед, сладкое и душистое, и пил, закусывая дичью, ибо любил хорошо поесть. Тут в зал вошли флейтисты, встали у стены, а все девушки затянули песню… Затем прислуга вынесла столы, чтобы освободить место для танцев. И обошлось без платных танцовщиц — сами дочки Феспия розовой белизной своих стоп касались холодных плит пола. В одеждах прозрачных, словно сотканных из утреннего тумана… Ибо танец есть дитя Любви. …Стихли беседы. Хоровод танцовщиц растаял, как туман, прикрытый покрывалом ночи. Осталась только одна… Но что же за чары?... Только слышал ее девичий крик, а уже в новых объятиях ощущает то же самое бессознательное, неспокойное, тревожное трепетание девы, не знавшей до сих пор любви. И снова исчезла, и снова вернулась — девственницей. … И не знал Геракл, что не чары то были, а благородный обман Феспия, который хотел как можно больше побегов от божественного ствола Геракла… От ложа богатыря каждая из его дочерей уходила, неся в своем свежерасцветшем для любви лоне предначертание счастливого материнства».
По воспоминаниям главного героя, Харлампий Диогенович «властно и спокойно держал класс в руках» , не было слышно криков и уговоров, он не грозил вызвать родителей. Главным оружием учителя был смех, и он мог выставить человека смешным: «Когда учитель выставляет тебя смешным, сразу же распадается круговая порука учеников, и весь класс над тобой смеется. Все смеются против одного».
Учитель умело использовал несоответствия, и все хохотали. Например, опаздывающего ученика, как «дорогого гостя» он пропускал в класс, закрывал за ним дверь и говорил «что-нибудь великолепное, например: «Принц Уэльский».
В эпизоде «На контрольной работе» ученик Авдеенко, чтобы списать, сидит в неестественной позе, вытянув шею. Он выглядит смешно и нелепо. Харлампий Диогенович тут же находит для него сравнение: «Авдеенко думает, что он лебедь». Учитель хочет, чтобы в ученике проснулось чувство собственного достоинства, ведь уважающий себя человек не захочет поставить себя в смешное положение из-за лени, невнимательности или, того хуже, нечестности.
Смешным не хотелось выглядеть никому, поэтому ученики старались выполнять все задания, не хулиганить.
Наш герой тоже поставил себя в смешное положение на уроке, хотя делал все возможное, чтобы этот урок не состоялся. Не выучив урока, он чувствует себя в руках учителя. Весь класс уже приготовился к спектаклю и хочет только, чтобы он продолжался подольше.
После омовения Геракл, умащенный мягкими ладонями дочерей Феспия, угождающих ему в радостном послушании, возлег на ложе для бесед и принял от хозяина большой двуручный кубок, увитый побегами плюща… Не забывал и о еде. Ежеминутно сменяли перед ним тарелки, подкладывали отборные куски, поливали отменным соусом. …А когда охота к еде у всех ослабела, Геракл придержал при себе жбан старого вина, известного как “молоко Афродиты”, ибо было золотое, как мед, сладкое и душистое, и пил, закусывая дичью, ибо любил хорошо поесть.
Тут в зал вошли флейтисты, встали у стены, а все девушки затянули песню…
Затем прислуга вынесла столы, чтобы освободить место для танцев. И обошлось без платных танцовщиц — сами дочки Феспия розовой белизной своих стоп касались холодных плит пола. В одеждах прозрачных, словно сотканных из утреннего тумана… Ибо танец есть дитя Любви.
…Стихли беседы. Хоровод танцовщиц растаял, как туман, прикрытый покрывалом ночи. Осталась только одна…
Но что же за чары?... Только слышал ее девичий крик, а уже в новых объятиях ощущает то же самое бессознательное, неспокойное, тревожное трепетание девы, не знавшей до сих пор любви. И снова исчезла, и снова вернулась — девственницей.
… И не знал Геракл, что не чары то были, а благородный обман Феспия, который хотел как можно больше побегов от божественного ствола Геракла… От ложа богатыря каждая из его дочерей уходила, неся в своем свежерасцветшем для любви лоне предначертание счастливого материнства».