⦁ Дай письменный развернутый ответ на вопрос: «Кому из героев можно поставить диагноз «сердечная недостаточность»? Укажите переносный смысл этих слов. Используйте прием «ПОПС – формула» -Что вызывает в Шурике неприязнь со стороны Сережи? Почему Сережа говорит о Шурике: «Он удирал…» и называет его предателем?
-В чем проявляется исключительная, всепрощающая доброта Нины Георгиевны? Почему рядом с такой женщиной вырос предатель? Зачитайте эпизод со слов (8 гл): «Она сгорбилась…» до слов: «Это было непостижимо». Прокомментируйте данный эпизод.
-Как вы думаете, Сережа будет похожим на своего «образцового» отца?
-По каким словам из текста читатель понимает, что герой повзрослел и необходим человеку, который нуждается в защите?
-Хотели бы вы стать его другом? Хотели бы вы быть такими, как Сергей?

Уточню: не столько злыми, сколько ненавидящими детей, рожденных от мужа в браке с предыдущей женой. Корни этого явления лежат в Средних веках, когда истории появления мачех в семьях были просты и трагичны. Во времена доиндустриального хозяйствования полнота семьи была вопросом выживания, так как без эффективного разделения труда мужа, жены и прочих домашних было невозможно вырастить и обработать урожай, да и вообще держать дом в порядке. Поэтому вдовцы-мужчины женились сразу же по окончании траура (нехристианские страны не в счет, там своя история), что тоже нашло отражение в сказках: "Купец потужил, как следовало, да потом и женился на вдовушке...". Неравные браки в крестьянской и купеческой среде были нецелесообразны из-за того же обилия физического труда, так что в дом нового мужа обычно входила женщина, имеющая уже двух-трех детей, взрослых или подростков. Сыновья, женившись, заводились домами и выпадали из семейного круга. Дочери до замужества жили с матерью, и тут в семейных отношениях начинали работать самые различные факторы, от необходимости дележа приданого между "своими" и "чужими" дочерьми, до банального несходства в характерах. Соблазн расчистить путь собственным детям за счет жизни мужниных у женщин бывал настолько велик, что детей помладше просто не пускали ночевать со всеми, оставляли морозными ночами в овинах или сенях (детально задокументированные случаи такой расправы встречались еще в конце XIX века по всем северным губерниям). Голод тоже играл свою роль, и мачехе очень часто была выгодна смерть одного из детей мужа, она банально выжить ее собственным. Из голодных времен конца XIV - середины XV веков происходит известная история о падчерице, посылаемой за огнем к Бабе Яге (европейский вариант: за хворостом в далекий лес). Нелюбимых детей, воспринимаемых как "лишние рты" часто посылали в плохой одежде на мороз, а в голодные зимы - просто выгоняли куда глаза глядят, на верную смерть, так как прокормить их дома было уже невозможно. Разумеется, проделать такое, да еще в отсутствие мужа, могущего встать на защиту "своего" ребенка было легче именно мачехе и именно в купеческой семье - отсюда распространенные сюжеты русских сказок. У европейцев сюжеты проще, так как можно было не беспокоиться, придумывая Бабу Ягу: зимняя смертность от клыков хищников в голодном XV столетии среди детей была массовой. Мачехи ей активно и так зарабатывали свою незавидную репутацию. Надо заметить, что сюжет сказки о мачехе, перенесенный в аристократическую среду, существенно меняется: в дело вступает черная магия, зависть к молодости и красоте падчериц. Выживание семьи для аристократии уже было фактом, не зависящим от обстоятельств, посему в отношениях работали совсем другие факторы: династические амбиции, та же зависть, фаворитизм, суеверия. Братья Гримм почти не кривили душой, сочиняя истории о "заказанном" придворному охотнику убийстве падчерицы - такие истории бывали обычны в Средневековье при влиятельных мачехах. Только падчериц чаще "заказывали" не убивать, а насиловать - обесчещенную и лишенную права династического сродства (а значит, более не угрожающую интересам семьи мачехи) девушку просто стригли в монахини и отправляли в дальний монастырь.

Чичиков осмотром города был «удовлетворен, ибо нашел, что город никак не уступал другим губернским городам». Знакомство с «сильными мира сего» еще укрепило расположение к городу. Он нашел здесь все, что искал: чиновники, от губернатора до полицмейстера, не страдали не преступностью и подозрительностью к новым для города лицам и безотказно сдавались на лесть. Чичиков познакомился и с помещиками – владельцами крестьянских душ, получил от многих из них любезное приглашение побывать в их усадьбах. 
     Автор же относится к городу иронически. Но выявить эту иронию трудно. Гоголь прямо как будто бы ничего и не обличает. Напротив, а многих явлениях и лицах он говорит даже торжественно, как бы воспевая и возвышая их, - но они столь ничтожны, что возвышенный стиль рождает лишь смех. 
     Вот Гоголь описывает гостиницу, «где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленную комодом, где устраивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о подробностях проезжающего». 
     И вот Гоголь описывает общую залу гостиницы, где весела «копченная люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели каждый раз, когда половой бегал по потертым клеенкам, помахивая бойко под носом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу». Романтическое сравнение, приложенное к бытовому предмету, к жалкой обстановки провинциальной гостиницы, вызывает веселый смех. 
     Так возвышенность описания усиливает иронию автора, обнажает истинный контур вещей. 
     Этот беспощадный - иронический авторский взгляд постоянно соседствует со снисходительно – приветливым отношением Чичикова к городу. Умиление Чичикова не бескорыстно - оно идет от желания сказать приятное «градоначальникам». Прогуливаясь по городу, Чичиков собирает материал для комплементов, от которых должны растаять чиновники. Однако автор не позволяет нам обманутся восторгами Чичикова. «Он взглянул в городской сад, который состоял из тоненьких деревьев, дурно принявших, с подпорками внизу, в виде треугольников, очень красиво выкрашенных зеленою масляной краскою». Разумеется, найти «очень красиво выкрашенными» подпорки к деревьям лишь Чичиков. Автор иронизирует над героем, для которого зеленая краска заменяет зелень деревьев. Но ирония Гоголя эти не ограничивается. Далее он издевательски сравнивает «дурные принявшиеся, тоненькие» деревца с роскошным описанием в газетах. Так разом Гоголь посмеялся и над вкусом Чичикова, и над ложью газет, и над раболепием сентиментальных обывателей.