Давно уже Ежик не видел такого большого неба. Давно уже не было такого, чтобы он вот так останавливался и замирал. И если кто у него спрашивал, зачем он останавливается, отчего замирает. Ежик все равно бы ни за что не смог ответить. — Ты куда глядишь, Ежик? — спросила Белка. — А, — сказал Ежик. И махнул лапой. — Ты что там увидел? — спросил Муравей. — Молчит, — сказала Белка. — Задумался, — проворчал Муравей и побежал по своим делам. А Ежику вдруг показалось, что он впервые увидел этот лес, этот холм, эту поляну. Что никогда-никогда до этого ничего подобного он не видал. "Как же так? — думал Ежик. — Ведь я столько раз бежал по этой тропинке, столько раз стоял на этом холме". И деревья были такие необыкновенные — легкие, сквозящие, будто сиреневые, и полны такой внутренней тишиной и покоем, что Ежик не узнавал знакомые с детства места. — Что же это? — бормотал Ежик. — раньше не видел всего? И птицы, те немногие птицы, что остались в лесу, казались теперь Ежику необыкновенными. "Это не Ворона, это какой-то Орел кружит над лесом, — думал Ежик. — Никогда не видел такой огромной птицы". — Все стоишь? — спросил Муравей. — Я уже вон какую соломину оттащил, а он все стоит. — Не мешай ему, — сказала Белка. — Он думает. — Думает, думает, — проворчал Муравей. — Что бы стало в лесу, если б все думали. — Подумает, и все, — сказала Белка. — Не мешай. — Все вы бездельники, — сказал Муравей. — Все вы друг за дружку горой. — И убежал. А Ежик про себя поблагодарил Белку, потому что он слышал разговор где-то далеко-далеко, будто говорили на облаках, а он — на дне моря. "Какая она добрая, — подумал о Белке Ежик. — Почему я раньше никогда ее не встречал?" Пришел Медвежонок. — Ну что? — сказал он. — Что делать будем? Ежик смотрел на лес, на холм, на Ворону, кружащую за рекой, и вдруг понял, что ему так не хочется отвечать, так не хочется спускаться со своей горы… И он стал благодарно думать о том, по чьей доброте на этой горе оказался.
— Ты куда глядишь, Ежик? — спросила Белка.
— А, — сказал Ежик. И махнул лапой.
— Ты что там увидел? — спросил Муравей.
— Молчит, — сказала Белка.
— Задумался, — проворчал Муравей и побежал по своим делам.
А Ежику вдруг показалось, что он впервые увидел этот лес, этот холм, эту поляну.
Что никогда-никогда до этого ничего подобного он не видал.
"Как же так? — думал Ежик. — Ведь я столько раз бежал по этой тропинке, столько раз стоял на этом холме".
И деревья были такие необыкновенные — легкие, сквозящие, будто сиреневые, и полны такой внутренней тишиной и покоем, что Ежик не узнавал знакомые с детства места.
— Что же это? — бормотал Ежик. — раньше не видел всего?
И птицы, те немногие птицы, что остались в лесу, казались теперь Ежику необыкновенными.
"Это не Ворона, это какой-то Орел кружит над лесом, — думал Ежик. — Никогда не видел такой огромной птицы".
— Все стоишь? — спросил Муравей. — Я уже вон какую соломину оттащил, а он все стоит.
— Не мешай ему, — сказала Белка. — Он думает.
— Думает, думает, — проворчал Муравей. — Что бы стало в лесу, если б все думали.
— Подумает, и все, — сказала Белка. — Не мешай.
— Все вы бездельники, — сказал Муравей. — Все вы друг за дружку горой. — И убежал.
А Ежик про себя поблагодарил Белку, потому что он слышал разговор где-то далеко-далеко, будто говорили на облаках, а он — на дне моря.
"Какая она добрая, — подумал о Белке Ежик. — Почему я раньше никогда ее
не встречал?"
Пришел Медвежонок.
— Ну что? — сказал он. — Что делать будем?
Ежик смотрел на лес, на холм, на Ворону, кружащую за рекой, и вдруг понял, что ему так не хочется отвечать, так не хочется спускаться со своей горы… И он стал благодарно думать о том, по чьей доброте на этой горе оказался.