пишу вам по просьбе моего лучшего друга, сашечки. он хоть и поэт, но сам написать вам так и не смог. когда сашечка садился за стол, клал перед собой чистый лист бумаги, у него слезы наворачивались на глаза, и он почти ничего не видел. только вздыхал, вытирая лицо черновиками своих стихов. плакал сашечка, вспоминая свою подружку, лялечку. девочку, ушедшую в море за горизонт, но так и не вернувшуюся оттуда. она звала его пойти вместе с ней. он не захотел. поленился.
я переспрашивал сашечку: она утонула?
он отвечал: нет, ушла. превратилась в русалку.
я заявлял ему — русалок на белом свете нет!
он кивал русой головой: значит лялечка превратилась в дельфина. всматривался в меня своими нефритовыми глазами и мягко переспрашивал: а дельфины, дельфины есть?
услышав моё твёрдое «да», декламировал экклезиаст: время любить и время ненавидеть; время искать и время терять.
я соглашался: когда бог хочет наказать человека — он дарит ему любовь.
он отказывался это понимать: а ты спроси у джульетты, спроси! спроси у ромео об их любви! боишься? а ведь вечность — это то время, когда живет любовь.
я ему обещал.
сашечка корил себя за то, что страшился нырнуть вслед за солнцем в океан. он был уверен — лялечка именно там.
на днях мне позвонил наш общий с ним друг, и сообщил: сашечка вечером уплыл за горизонт и не вернулся. на следующее утро видели двух дельфинов, которые резвились у их берега.
я промолчал, хоть и знал: это сашечка с лялечкой. он всё-таки переборол свой страх и уплыл к любимой.
наверное, дорогая джульетта, так ромео поторопился вслед за вами, будто бы от потери одной секунды мир мог погибнуть.
а вчера я получил от сашечки по почте письмо, отправленное им мне до поездки на океан. пересылаю его вам, милая синьорина. думаю, сашечка был бы не против.
«… лялечка часто снится мне по ночам. я не сплю, когда моя любимая со мной рядом. как можно спать, когда глаза лялечки говорят мне всё, что так долго ждало моё сердце.
ты прости меня, мой любезный друг. я понимаю, что всё это походит на заглавие стихотворения, а не на состояние души. звучит как в анатомическом театре про часть тела («сердце»), а не то, как о нём пишут поэты («влюбленное сердце»).
но здесь я должен всем признаться, что это моё сердце, сердце маленького мальчика, которое лежит у меня на столе среди пыльных бумаг и никому неинтересных рукописей.
я знаю, по ночам, когда я крепко сплю, ко мне приходит лялечка и забирает его до утра. она называет это любовью. я верю ей, верю в её сказки. вера — неплохая штука. а неплохие штуки не склонны умирать. ненавижу пустые страницы любви.
я, правда, не знаю, как сказки и как вера, но я знаю наверняка: любовь должна жить вечно.
ну, вот, наверное, и всё».
p.s. милая джульетта, успокой моё сердце. ответь мне, — правда ли, что, мой друг сашечка снова вместе с лялечкой? или все это досужие вымыслы?
объяснение:
, дорогая джульетта!
пишу вам по просьбе моего лучшего друга, сашечки. он хоть и поэт, но сам написать вам так и не смог. когда сашечка садился за стол, клал перед собой чистый лист бумаги, у него слезы наворачивались на глаза, и он почти ничего не видел. только вздыхал, вытирая лицо черновиками своих стихов. плакал сашечка, вспоминая свою подружку, лялечку. девочку, ушедшую в море за горизонт, но так и не вернувшуюся оттуда. она звала его пойти вместе с ней. он не захотел. поленился.
я переспрашивал сашечку: она утонула?
он отвечал: нет, ушла. превратилась в русалку.
я заявлял ему — русалок на белом свете нет!
он кивал русой головой: значит лялечка превратилась в дельфина. всматривался в меня своими нефритовыми глазами и мягко переспрашивал: а дельфины, дельфины есть?
услышав моё твёрдое «да», декламировал экклезиаст: время любить и время ненавидеть; время искать и время терять.
я соглашался: когда бог хочет наказать человека — он дарит ему любовь.
он отказывался это понимать: а ты спроси у джульетты, спроси! спроси у ромео об их любви! боишься? а ведь вечность — это то время, когда живет любовь.
я ему обещал.
сашечка корил себя за то, что страшился нырнуть вслед за солнцем в океан. он был уверен — лялечка именно там.
на днях мне позвонил наш общий с ним друг, и сообщил: сашечка вечером уплыл за горизонт и не вернулся. на следующее утро видели двух дельфинов, которые резвились у их берега.
я промолчал, хоть и знал: это сашечка с лялечкой. он всё-таки переборол свой страх и уплыл к любимой.
наверное, дорогая джульетта, так ромео поторопился вслед за вами, будто бы от потери одной секунды мир мог погибнуть.
а вчера я получил от сашечки по почте письмо, отправленное им мне до поездки на океан. пересылаю его вам, милая синьорина. думаю, сашечка был бы не против.
«… лялечка часто снится мне по ночам. я не сплю, когда моя любимая со мной рядом. как можно спать, когда глаза лялечки говорят мне всё, что так долго ждало моё сердце.
ты прости меня, мой любезный друг. я понимаю, что всё это походит на заглавие стихотворения, а не на состояние души. звучит как в анатомическом театре про часть тела («сердце»), а не то, как о нём пишут поэты («влюбленное сердце»).
но здесь я должен всем признаться, что это моё сердце, сердце маленького мальчика, которое лежит у меня на столе среди пыльных бумаг и никому неинтересных рукописей.
я знаю, по ночам, когда я крепко сплю, ко мне приходит лялечка и забирает его до утра. она называет это любовью. я верю ей, верю в её сказки. вера — неплохая штука. а неплохие штуки не склонны умирать. ненавижу пустые страницы любви.
я, правда, не знаю, как сказки и как вера, но я знаю наверняка: любовь должна жить вечно.
ну, вот, наверное, и всё».
p.s. милая джульетта, успокой моё сердце. ответь мне, — правда ли, что, мой друг сашечка снова вместе с лялечкой? или все это досужие вымыслы?
с огромным пиететом к вам, друг сашечки,
саша и