ответьте на вопросы по прозведению "Станционнный смотритель" Поступки героя и ситуации, раскрывающие его внутреннюю сущность (доверие к проезжающим , доверие к гусару, обман , поиски дочери).
Поступки героя и ситуации, раскрывающие его внутреннюю сущность
1. Самсон Вырин и автор
2. С.В и остальные проезжающие
3. С.В. и гусар
4. С.В. и Дуня

16.09.2014, 15:32     Судьба Джека Лондона сложилась так, что он даже школу не закончил, но школу жизни он большую. Он сам потом вспоминал: «В пятнадцать лет я был мужчиной, равным среди мужчин». Стоит вспомнить об этом, когда будем говорить о рассказе «Сказание о Кише».
      Джека воспитывал отчим, добрый, но не очень удачливый человек. Пришлось Джеку с ранних лет зарабатывать на жизнь самому. После десятичасового рабочего дня на консервной фабрике он приходил домой обессилевшим. И все-таки хватался за книги. Он открыл для себя на полках городской библиотеки огромный мир за горизонтом, и этот мир тянул его к себе. Как у Робинзона Крузо, в нем жил дух странствий и приключений.
      Свое первое дальнее плавание он совершил в 16 лет. Он узнал о многих несправедливостях и твердо решил бороться за права людей против нищеты и бесправия.
      Джек Лондон был особенным человеком, даже внешне. Вот как описывает его писатель И. Стоун: «Джек был от природы добр, безрассудно щедр — воистину друг из друзей, король славных малых... Что это был за превосходный образец человеческой породы! У него было чистое, полное радости, нежное, незлобивое сердце... Он выглядел старше своих лет, тело гибкое и сильное, открытая у ворота шея, копна спутанных волос — они падали ему на лоб, и он, занятый оживленной беседой, нетерпеливо отбрасывал их назад.
      ...Не комнатный житель, а человек вольных просторов — словом, настоящий человек, мужчина. Он был одержим жаждой правды». Он прожил жизнь бойцом, «моряком в седле», как он однажды выразился, стал большим писателем, хотя жизнь с детских лет нагромождала ему одно препятствие за другим. Он ушел из жизни сорокалетним. Пятьдесят книг — итог его литературной деятельности. Одна из этих книг включает в себя рассказ «Сказание о Кише».

Проблема "Пушкин и Хомяков" представляет собою часть общего вопроса о творческих взаимоотношениях Пушкина и славянофилов, об отношении Пушкина к зарождавшемуся русскому славянофильству и славянофильства - к Пушкину. Этот вопрос довольно редко ставился исследователями и частично намечен лишь в книге В. И. Кулешова "Славянофилы и русская литература". Указав на факты недоверчивого отношения Пушкина к формирующейся славянофильской идеологии, В. И. Кулешов делает, однако, характерное примечание: "Тут много еще ожидает нас мелочей, требующих объяснения, догадки".1 Сам "реестр" подобных непонятных "мелочей" оказывается довольно обширным: неизвестно откуда взявшийся портрет Петра Киреевского на рукописи "Полтавы", который появился лет за шесть до передачи ему поэтом своих записей русских народных песен; хвалебные отзывы Пушкина об Иване Киреевском, поддержка им "Европейца" наряду с фактами настороженного отношения поэта к трансцендентализму Киреевского; восторженное почитание Пушкина всеми славянофилами, собиравшимися под его портретом в салоне Елагиной, при том, что многие из них не чувствовали к поэту "особенной симпатии", и т. д. и т. п.2 Но именно комплекс этих "мелочей" заключает, по нашему мнению, возможности решения этого весьма сложного вопроса, самой значительной и самой загадочной частью которого оказывается проблема, поставленная в заглавии настоящей статьи. Среди фактов общения Пушкина и Хомякова наиболее известным оказался эпизод их первоначального творческого знакомства. 12 октября 1826 г. Пушкин, недавно вернувшийся из ссылки, читал в доме Д. В. Веневитинова в Кривоколенном переулке в Москве драму "Борис Годунов". "На другой день, - вспоминает М. П. Погодин, - было назначено чтение "Ермака", только что конченного и привезенного А. Хомяковым из Парижа. Ни Хомякову читать, ни нам слушать не хотелось, но этого требовал Пушкин. Хомяков чтением приносил жертву".3 Эпизод весьма примечателен. Зачем Пушкину потребовалась "жертва" отставного гусарского поручика, начинающего поэта, напечатавшего лишь два стихотворения - "Бессмертие вождя" и "Желание покоя" ("Полярная звезда" на 1824 и на 1825 гг.)? Неизбежная неудача "Ермака" в сопоставлении с "Борисом Годуновым" была как бы запрограммирована: тем, что Пушкин находился в зените своей славы и основой знакомства с ним "любомудров" стало восторженное "оживление"; тем, что Хомяков в это время воспринимался слушателями как "свой", был пропагандистом Шиллера (что тоже было "знакомо" кружку любомудров), а Пушкин привносил новаторскую поэтику - не только самим чтением драмы, но и подробным рассказом о процессе работы над ней, "о плане для Дмитрия Самозванца, о палаче, который шутит с чернью, стоя у плахи на Красной площади в ожидании Шуйского, о Марине Мнишек с Самозванцем, - сцене, которую создал он в голове, гуляя верхом на лошади, и потом позабыл вполовину...".4 После такого рода встречи провал Хомякова был предрешен. ""Ермак", - замечает в своих воспоминаниях М. П. Погодин, - разумеется не мог произвести никакого действия после "Бориса Годунова", и только некоторые лирические места вызвали хвалу. Мы почти не слыхали его".5 Еще более примечательна запись Погодина в интимном дневнике: "Слуш<ая> "Ермака", наблюдал Пушкина. Не от меня ли он сделал грим<асу>? "Ерм<ак>" есть картина мозаическая, не настоящая, - есть алмазы, но и много стекол".