По приведенным ниже примерам из стихотворения А.С.Пушкина «19 октября» определи и напиши название выделенных курсивом изобразительно-выразительных средств языка.
Феномен диалога применительно к лирическому творчеству Анны Ахматовой понимается нами в двух смыслах – в широком (бахтинском) – как некая экзистенциально-целевая установка автора, и в узком (лотмановском) – как семиотический феномен осуществления определённой коммуникативной тактики уже в самом тексте.
М. Бахтин, создавший фундаментальную теорию диалога, полагал, что понимание возможно только через диалог, под которым разумеется любое взаимодействие с Другим, а также любое соприкосновение с миром культуры. "Через другого, - пишет М. Бахтин, - мы стараемся понять и учесть трансгредиентные собственному сознанию моменты: так, мы учитываем ценность нашей наружности с точки зрения её возможного впечатления на другого - для нас самих непосредственно эта ценность не существует, учитываем фон за нашей спиной, то есть всё то, окружающее нас, чего мы непосредственно не видим и не знаем и что не имеет для нас прямого ценностного значения, но что, видимо, значимо и знаемо другими, что является как бы тем фоном, на котором ценностно воспринимают нас другие"1. Отсюда слово, обращённое к Другому, в концепции Бахтина становится внутренне диалогичным, поскольку всегда "повернуто" к адресату, ориентировано на его восприятие, "более или менее остро ощущает своего слушателя, читателя, критика, и отражает в себе его предвосхищаемые возражения, оценки, точки зрения"2. Причем диалог, по Бахтину, первичен по отношению к тексту, более того, он является главным механизмом смысло- и текстопорождения. Именно с актуализацией экзистенциальной природы диалога, выявленной М. Бахтиным, мы сталкиваемся в творчестве Ахматовой, поскольку лирик всегда имеет дело с реальным или мыслимым образом аудитории, к которой он обращается и в зависимости от которой он выстраивает свои художественно-коммуникативные стратегии.
Это ответ на 3 вопрос В повести «Станционный смотритель» Пушкин рассказал историю бедного чиновника Самсона Вырина и его дочери Дуни. «Ах, Дуня, Дуня! Что за девка-то была. Бывало, кто ни проедет, всякий ее похвалит, никто не осудит... Дом ею держался: что прибрать, что приготовить, за всем успевала», — рассказывал старик о своей дочери, которую он любил и лелеял. Но однажды проезжий гусар увез Дуню. Самсон Вырин нашел Минского в Петербурге и молил его отдать ему дочь: «Ведь вы натешились ею; не погубите ж ее понапрасну», — просил несчастный отец. «Что сделано, того не воротишь... Зачем тебе ее? Она меня любит, она отвыкла от прежнего своего состояния», — отвечал гусар. Минский обещал Вырину, что Дуня будет счастлива. В конце рассказа Дуня, действительно, появляется барыней, в карете, с тремя барчатами, с кормилицей и черной моськой. Судя по всему, Минский сдержал свое слово. Хотя такой поворот в ситуации Дуни — редкость. «Всяко случается, — размышлял Вырин. — Не ее первую, не ее последнюю сманил проезжий повеса, а там подержал и бросил». С этими мыслями и умер отец Дуни, так и не узнав, как сложилась судьба дочери. Можно ли считать судьбу Дуни счастливой? Скорее, ее можно назвать благополучной, удачно сложившейся. Но за это благополучие «блестящей барыни» дорого заплачено. Горе несчастного отца, его ранняя кончина будут вечным упреком Дуне. Не зря она так горько плакала на его могиле. Она всегда будет чувствовать свою вину перед отцом, который не успел ее простить, не видел ее счастья. Был ли у нее другой путь? Судя по всему, она любит Минского. А соединить отца и мужа в одной семье она не могла бы, ведь они люди разного круга. Вернувшись же к отцу, Дуня должна была бы отказаться от Минского. Но и в этом случае прежнего счастья не было бы: «Ни ты, ни она — вы не забудете того, что случилось», — говорил при встрече Минский отцу Дуни. В сложившейся ситуации у девушки был только один путь: положиться на судьбу, поверить «честному слову» Минского, и всю жизнь нести в своей душе тяжесть вины перед отцом и боль разлуки с ним. В этом драматизм судьбы Дуни Выриной
К проблеме диалога в лирике Анны Ахматовой
Феномен диалога применительно к лирическому творчеству Анны Ахматовой понимается нами в двух смыслах – в широком (бахтинском) – как некая экзистенциально-целевая установка автора, и в узком (лотмановском) – как семиотический феномен осуществления определённой коммуникативной тактики уже в самом тексте.
М. Бахтин, создавший фундаментальную теорию диалога, полагал, что понимание возможно только через диалог, под которым разумеется любое взаимодействие с Другим, а также любое соприкосновение с миром культуры. "Через другого, - пишет М. Бахтин, - мы стараемся понять и учесть трансгредиентные собственному сознанию моменты: так, мы учитываем ценность нашей наружности с точки зрения её возможного впечатления на другого - для нас самих непосредственно эта ценность не существует, учитываем фон за нашей спиной, то есть всё то, окружающее нас, чего мы непосредственно не видим и не знаем и что не имеет для нас прямого ценностного значения, но что, видимо, значимо и знаемо другими, что является как бы тем фоном, на котором ценностно воспринимают нас другие"1. Отсюда слово, обращённое к Другому, в концепции Бахтина становится внутренне диалогичным, поскольку всегда "повернуто" к адресату, ориентировано на его восприятие, "более или менее остро ощущает своего слушателя, читателя, критика, и отражает в себе его предвосхищаемые возражения, оценки, точки зрения"2. Причем диалог, по Бахтину, первичен по отношению к тексту, более того, он является главным механизмом смысло- и текстопорождения. Именно с актуализацией экзистенциальной природы диалога, выявленной М. Бахтиным, мы сталкиваемся в творчестве Ахматовой, поскольку лирик всегда имеет дело с реальным или мыслимым образом аудитории, к которой он обращается и в зависимости от которой он выстраивает свои художественно-коммуникативные стратегии.
Источник: http://ahmatova.niv.ru/ahmatova/kritika/kihnej-kruglova-k-probleme-dialoga.htm
Объяснение:
В повести «Станционный смотритель» Пушкин рассказал историю бедного чиновника Самсона Вырина и его дочери Дуни. «Ах, Дуня, Дуня! Что за девка-то была. Бывало, кто ни проедет, всякий ее похвалит, никто не осудит... Дом ею держался: что прибрать, что приготовить, за всем успевала», — рассказывал старик о своей дочери, которую он любил и лелеял. Но однажды проезжий гусар увез Дуню. Самсон Вырин нашел Минского в Петербурге и молил его отдать ему дочь: «Ведь вы натешились ею; не погубите ж ее понапрасну», — просил несчастный отец. «Что сделано, того не воротишь... Зачем тебе ее? Она меня любит, она отвыкла от прежнего своего состояния», — отвечал гусар. Минский обещал Вырину, что Дуня будет счастлива. В конце рассказа Дуня, действительно, появляется барыней, в карете, с тремя барчатами, с кормилицей и черной моськой. Судя по всему, Минский сдержал свое слово. Хотя такой поворот в ситуации Дуни — редкость. «Всяко случается, — размышлял Вырин. — Не ее первую, не ее последнюю сманил проезжий повеса, а там подержал и бросил». С этими мыслями и умер отец Дуни, так и не узнав, как сложилась судьба дочери. Можно ли считать судьбу Дуни счастливой? Скорее, ее можно назвать благополучной, удачно сложившейся. Но за это благополучие «блестящей барыни» дорого заплачено. Горе несчастного отца, его ранняя кончина будут вечным упреком Дуне. Не зря она так горько плакала на его могиле. Она всегда будет чувствовать свою вину перед отцом, который не успел ее простить, не видел ее счастья. Был ли у нее другой путь? Судя по всему, она любит Минского. А соединить отца и мужа в одной семье она не могла бы, ведь они люди разного круга. Вернувшись же к отцу, Дуня должна была бы отказаться от Минского. Но и в этом случае прежнего счастья не было бы: «Ни ты, ни она — вы не забудете того, что случилось», — говорил при встрече Минский отцу Дуни. В сложившейся ситуации у девушки был только один путь: положиться на судьбу, поверить «честному слову» Минского, и всю жизнь нести в своей душе тяжесть вины перед отцом и боль разлуки с ним. В этом драматизм судьбы Дуни Выриной