Слеза скатилась у коня из глаз. Конь заржал жалобно, протяжно, взмахнул хвостом, и тотчас в голых деревьях, в изгородях и печных трубах завыл, засвистел пронзительный ветер, вздул снег, запорошил Фильке горло. Филька бросился обратно в дом, но никак не мог найти крыльца - так уже мело кругом и хлестало в глаза. Летела по ветру мёрзлая солома с крыш, ломались скворечни, хлопали оторванные ставни. И всё выше взвивались столбы снежной пыли с окрестных полей, неслись на деревню, шурша, крутясь, перегоняя друг друга.
Филька вскочил наконец в избу, припёр дверь, сказал: "Да ну тебя!" - и прислушался. Ревела, обезумев, метель, но сквозь её рев Филька слышал тонкий и короткий свист - так свистит конский хвост, когда рассерженный конь бьёт им себя по бокам.
Метель начала затихать к вечеру, и только тогда смогла добраться к себе в избу от соседки Филькина бабка. А к ночи небо зазеленело, как лёд, звёзды примёрзли к небесному своду, и колючий мороз по деревне. Никто его не видел, но каждый слышал скрип его валенок по твёрдому снегу, слышал, как мороз, озоруя, стискивал толстые брёвна в стенах, и они трещали и лопались.
Он идет на перекресток, на Сенную, где решилось его преступление. Опять закатывается солнце, как тогда, в самом начале трагического пути, когда он вы-шел из своей убогой каморки делать «пробу» . Только теперь косые лучи заходя-щего солнца освещали его крестный путь. Дойдя до середины площади, Расколь-ников вспомнил слова Сони: «Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и перед ней согрешил и скажи всему миру вслух: «Я убий-ца! » И вдруг его охватило какое-то «цельное, новое ощущение» . Раскольникову открылся в полной мере глубинный смысл жизни, высокий смысл человеческого бытия. И он «с наслаждением и счастьем» поцеловал землю, которую осквернил своим преступлением. Счастье приходило к Раскольникову лишь изредка, каки-ми-то отдельными вспышками, «припадками» . И сейчас он понял, что сам своим преступлением лишил себя счастья, задавил в себе «ощущение полной и могучей жизниС этими мыслями Раскольников дошел до конторы. И тут его охватил страх, ноги онемели, но он все-таки шел. В конторе он столкнулся с Ильей Петровичем Порохом и подумал, что «это сама судьба» . Однако пока словоохотливый Илья Петрович занимал его разговорами, в душе Раскольникова что-то перевернулось, его как будто «придавило» . Он не смог произнести слов признания. Попрощав-шись с Порохом, он вышел во двор и тут увидел Соню. Все эти дни Соня страдает с Раскольниковым, живет им, проходит тот же крестный путь. Соня и Раскольни-ков – два полюса, но как всякие два полюса, они не существуют друг без друга. И как Соне открылся в Раскольникове целый новый неведомый мир, так и Расколь-никову открывает Соня и новый мир, и путь к Раскольников возвраща-ется в контору и уже без колебаний дает показания. Свое признание Раскольников расценивает как признание собственной не-состоятельности, собственного ничтожества. Не так думает Достоевский.
Слеза скатилась у коня из глаз. Конь заржал жалобно, протяжно, взмахнул хвостом, и тотчас в голых деревьях, в изгородях и печных трубах завыл, засвистел пронзительный ветер, вздул снег, запорошил Фильке горло. Филька бросился обратно в дом, но никак не мог найти крыльца - так уже мело кругом и хлестало в глаза. Летела по ветру мёрзлая солома с крыш, ломались скворечни, хлопали оторванные ставни. И всё выше взвивались столбы снежной пыли с окрестных полей, неслись на деревню, шурша, крутясь, перегоняя друг друга.
Филька вскочил наконец в избу, припёр дверь, сказал: "Да ну тебя!" - и прислушался. Ревела, обезумев, метель, но сквозь её рев Филька слышал тонкий и короткий свист - так свистит конский хвост, когда рассерженный конь бьёт им себя по бокам.
Метель начала затихать к вечеру, и только тогда смогла добраться к себе в избу от соседки Филькина бабка. А к ночи небо зазеленело, как лёд, звёзды примёрзли к небесному своду, и колючий мороз по деревне. Никто его не видел, но каждый слышал скрип его валенок по твёрдому снегу, слышал, как мороз, озоруя, стискивал толстые брёвна в стенах, и они трещали и лопались.