Определить стиль, тип, микротемы, проблему и ваше мнение о проблеме этого текста
никакого упадка нет, да и быть не может. просто цензуру смягчили, а частию, слава богу, и вовсе , и то, что раньше мы слышали в пивных и подворотнях, сегодня услаждает наш слух, доносясь с эстрады и с телеэкранов. мы склонны считать это наступлением бескультурья и упадком языка, но ведь бескультурье, как и всякая разруха, не в книгах и не на театральных подмостках, оно в душах и в головах. а с последними, на мой взгляд, ничего существенного за последние годы не произошло. разве что начальство наше, опять же слава богу, отвлеклось от идеологии и увлеклось более распиливанием бюджета. вот языки и подраспустились, а язык обогатился замечательными новшествами в широчайшем диапазоне – от «хеджирования портфеля гко с фьючерсов» и до появления интернет-жаргона.
разговоры об упадке вообще и языка в частности – это, по сути, результат отсутствия ясных указаний сверху. появятся соответствующие указания – и упадок прекратится как бы сам собой, тут же сменившись каким-нибудь «новым расцветом» и всеобщим суверенным «благорастворением воздyхов».
благополучно процветает, оставшись, наконец, почти без цензуры и в сени либеральных законов, касающихся книгоиздания. читатель до предела. ежегодно появляется несколько десятков книг такого уровня значимости, что, появись любая из них на прилавках лет 25 назад, она тут же стала бы сенсацией года, а сегодня вызывает лишь снисходительно-одобрительное ворчание критики. разговоры о пресловутом «кризисе » не затихают, общественность требует немедленного появления новых булгаковых, чеховых, толстых, как водится забывая при этом, что любой классик – это обязательно «продукт времени», как хорошее вино и вообще как все хорошее. не надо тянуть дерево за ветки вверх: оно от этого быстрее не вырастет. впрочем, в разговорах о кризисе ничего плохого нет: пользы от них маловато, но и вреда ведь тоже не наблюдается.
а язык, как и прежде, живет своею собственной жизнью, медленной и непостижимой, непрерывно меняясь и при этом всегда оставаясь самим собой. с языком может произойти все, что угодно: перестройка, преображение, превращение, – но только не вымирание. он слишком велик, могуч, гибок, динамичен и непредсказуем, чтобы взять и вдруг исчезнуть. разве что – вместе с нами.
К вечеру на полевом стане был готов хлеб из пшеницы нового урожая. Я благословила хлеб и, когда откусила ломтя, ощутила во рту вроде-бы какой-то не знакомый вкус и запах. Это был запах комбайнерских рук-свежего зерна, нагретого железа и керосина. Я брала новые ломти и все они пропахивали керосином. Но никогда не ела я такого вкусного хлеба. Потому что это был сыновний хлеб его держал в своих комбайнерских руках мой сын. Это был народный хлеб-тех, кто его вырастил сидел в тот час рядом с сыном моим на полевом стане. Святой хлеб! Сердце мое переполнилось гордостью за сына. Но об этом не кто не знал. И я подумала о том,что материнское счастье идет от народного счастья как стебель от корней. Нет материнской судьбы без народной судьбы. Я и сейчас не отрекусь от этой своей веры, чтобы не пережила, как-бы круто жизнь ни обошлась со мной. Народ жив, потому и я жива...
2. Слуга, поскакавший за ним, воротился, как еще сидели за столом, и доложил своему господину, что дескать Андрей Гаврилович не послушался и не хотел воротиться.
3. Он поспешил в рощу и наехал на Покровских мужиков, спокойно ворующих у него лес.
4. Андрей Гаврилович, изумленный неожиданным запросом, в тот же день написал в ответ довольно грубое отношение, в коем объявлял он, что сельцо Кистеневка досталось ему по смерти покойного его родителя, что он владеет им по праву наследства, что Троекурову до него дела никакого нет, и что всякое постороннее притязание на сию его собственность есть ябеда и мошенничество.
5. Подъехав к господскому дому, он увидел белое платье, мелькающее между деревьями сада.
6. Двор, некогда украшенный тремя правильными цветниками, меж коими шла широкая дорога, тщательно выметаемая, обращен был в некошаный луг, на котором паслась опутанная лошадь.