Сократить текст. здание, громадное, громадное здание, каких теперь лишь по нескольку в самых больших столицах, – или нет, теперь ни одного такого! оно стоит среди нив и лугов, садов и рощ. нивы – это наши хлеба, только не такие, как у нас, а густые, густые, изобильные, изобильные. неужели это пшеница? кто ж видел такие колосья? кто ж видел такие зерна? только в оранжерее можно бы теперь вырастить такие колосья с такими зернами. поля – это наши поля; но такие цветы теперь только в цветниках у нас. сады, лимонные и апельсинные деревья, персики и абрикосы,– как же они растут на открытом воздухе? о, да это колонны вокруг них, это они открыты на лето; да, это оранжереи, раскрывающиеся на лето. рощи – это наши рощи: дуб и липа, клен и вяз, – да, рощи те же, как теперь; за ними заботливый уход, нет в них ни одного больного дерева, но рощи те же, – только они и остались те же, как теперь. но это здание, – что ж это, какой оно архитектуры? теперь нет такой; нет, уж есть один намёк на нее, – дворец, который стоит на сайденгамском холме: чугун и стекло, чугун и стекло – только. нет, не только: это лишь оболочка здания, это его наружные стены; а там, внутри, уж настоящий дом, громаднейший дом: он покрыт этим чугунно-хрустальным зданием, как футляром; оно образует вокруг него широкие галереи по всем этажам. какая лёгкая архитектура этого внутреннего дома, какие маленькие простенки между окнами, а окна огромные, широкие, во всю вышину этажей! его каменные стены – будто ряд пилястров, составляющих раму для окон, которые выходят на галерею. но какие это полы и потолки? из чего эти двери и рамы окон? что это такое? серебро? платина? да и мебель почти вся такая же,– мебель из дерева тут лишь каприз, она только для разнообразия, но из чего ж вся остальная мебель, потолки и полы? "попробуй подвинуть это кресло", – говорит старшая царица. эта металлическая мебель легче нашей ореховой. но что ж это за металл? ах, знаю теперь, саша показывал мне такую дощечку, она был легка, как стекло, и теперь уж есть такие серьги, брошки; да, саша говорил, что, рано или поздно, алюминий заменит собою дерево, может быть, и камень. но как же все это богато! везде алюминий и алюминий, и все промежутки окон одеты огромными зеркалами. и какие ковры на полу! вот в этом зале половина пола открыта, тут и видно, что он из алюминия. "ты видишь, тут он матовый, чтобы не был слишком скользок, – тут играют дети, а вместе с ними и большие; вот и в том зале пол тоже без ковров, – для танцев». и повсюду южные деревья и цветы; весь дом – громадный зимний сад. но кто же живет в этом доме, который великолепнее дворцов? "здесь живёт много, много; иди, мы увидим их". они идут на , выступающий из верх него этажа галереи. как же вера павловна не заметила прежде? "по этим нивам рассеяны группы людей; везде мужчины и женщины, старики, молодые и дети вместе. но больше молодых; стариков мало, старух еще меньше, детей больше, чем стариков, но все-таки не много. больше половины детей осталось дома заниматься хозяйством: они делают почти все по хозяйству, они любят это; с ними несколько старух. а стариков и старух мало потому, что здесь поздно становятся ими, здесь здоровая и спокойная жизнь; она сохраняет свежесть". группы, работающие на нивах, почти все поют; но какой работою они заняты? ах, это они убирают хлеб. как быстро идет у них работа! но еще бы не идти ей быстро, и еще бы не петь им! почти всё делают за них машины – и жнут, и вяжут снопы, и отвозят их, – люди почти только ходят, ездят, машинами: и как они удобно устроили себе; день зноен, но им, конечно, ничего: над тою частью нивы, где они работают, раскинут огромный полог; как подвигается работа, подвигается и он, – как они устроили себе прохладу! еще бы им не быстро и не весело работать, еще бы им не петь! этак и я стала бы жать! и все песни, все песни, – незнакомые, новые; а вот припомнили и нашу; знаю ее:
