Как могла ты, судьба! Как посмела такое задумать! Это сын должен был горевать над моею могилой. Приносить мне цветы, приводить ко мне внучек и внуков, И рассказывать им, как мы дружно и весело жили…
Это доля его! Он ни в чём не успел провиниться! Даже если успел бы – меня наказала б, не сына! Ничего не успел – ни споткнуться, не ошибиться; Как пришёл в этот мир – так его и покинул, безвинным…
Как могла ты, судьба! Что за горькая, мерзкая шутка! Почему я – живая, живая! – над мрамором чёрным? И не будет теперь ни невестки, ни внучки, ни внуков – Только я – и плита, и кромешное чёрное горе…
Поднимите плиту! Я хочу на него наглядеться! Поднимите плиту – он живой, он не может быть прахом! Поднимите плиту, поднимите – моё это место! Поднимите плиту, поднимите – я рядом с ним лягу,
Поднимите плиту! Я его отогрею дыханьем, Я заплачу над ним, я прижму его к самому сердцу, Я холодные руки его целовать не устану, Он услышит меня, он услышит меня – он воскреснет!..»
…Сколько их в эти дни над могилой детей поседело… Даже матери – смерть не дано пересилить любовью… Застывают слова под январским простуженным небом. Тает мать, как свеча над холодным сыновьим надгробьем…
Это сын должен был горевать над моею могилой.
Приносить мне цветы, приводить ко мне внучек и внуков,
И рассказывать им, как мы дружно и весело жили…
Это доля его! Он ни в чём не успел провиниться!
Даже если успел бы – меня наказала б, не сына!
Ничего не успел – ни споткнуться, не ошибиться;
Как пришёл в этот мир – так его и покинул, безвинным…
Как могла ты, судьба! Что за горькая, мерзкая шутка!
Почему я – живая, живая! – над мрамором чёрным?
И не будет теперь ни невестки, ни внучки, ни внуков –
Только я – и плита, и кромешное чёрное горе…
Поднимите плиту! Я хочу на него наглядеться!
Поднимите плиту – он живой, он не может быть прахом!
Поднимите плиту, поднимите – моё это место!
Поднимите плиту, поднимите – я рядом с ним лягу,
Поднимите плиту! Я его отогрею дыханьем,
Я заплачу над ним, я прижму его к самому сердцу,
Я холодные руки его целовать не устану,
Он услышит меня, он услышит меня – он воскреснет!..»
…Сколько их в эти дни над могилой детей поседело…
Даже матери – смерть не дано пересилить любовью…
Застывают слова под январским простуженным небом.
Тает мать, как свеча над холодным сыновьим надгробьем…