Задание No 2. При чтении повести казалось ли тебе, что ты читаешь народ ную волшебную сказку? Почему? Выясни общие черты повести Н.В.Гоголя и народной сказки.Перенести таблицу в тетрадь и заполни ее
Отец — Михаил Семёнович Данилко (умер в 1980) — водитель, злоупотреблял алкоголем, умер от рака лёгких, когда Андрею было семь лет.[3] Мать — Светлана Ивановна Волкова (род. 1937) — маляр, работница завода.[3] Старшая сестра — Галина Гришко (1963 г. р.) от первого брака матери; её муж — асфальтоукладчик, есть сын, племянник Андрея.[3][4][5][6].
В 1984 году поступил в художественную школу[3], был капитаном школьной команды КВН и выступал еще школьником за команду КВН ПТУ № 30[5][7], ежегодно выступал на сцене в летнем детском лагере, занимался в театральной студии «Гротеск», где стал использовать образ Верки Сердючки, коллекционировал пластинки Тото Кутуньо.[8]
В школе увлёкся группой «Ласковый май» и хотел стать её солистом, освоил нотную грамоту и научился играть на музыкальных инструментах, приезжал в Москву, был дома у Андрея Разина.[8][9]
В 1991 году окончил среднюю школу № 27 города Полтавы.
После окончания школы пытался поступить в Полтавское музыкальное училище им. Н. В. Лысенко, но не конкурс, подал документы в Полтавский педагогический институт, но не сдал украинскую литературу, поэтому попал в ПТУ № 30, получил специальность «кассир-продавец продовольственных товаров».[5]
После ПТУ пытался поступить два раза в музыкальное училище, но неудачно, окончил школу художников-дизайнеров.[5]
В 1995 году поступил в киевское эстрадно-цирковое училище на отделение разговорного жанра, но отучился там всего полтора года из четырёх.[5]
В 1997 году поступил в Киевский институт культуры и искусств на специальность «режиссер эстрады массовых зрелищ», был отчислен на четвёртом курсе из-за не сдачи двух сессий.[5]бъяснение:
Уже несколько недель город был обложен тесным кольцом врагов, закованных в железо; по ночам зажигались костры, и огонь смотрел из черной тьмы на стены города множеством красных глаз — они пылали злорадно, и это подстерегающее горение вызывало в осажденном городе мрачные думы.
Со стен видели, как всё теснее сжималась петля врагов, как мелькают вкруг огней их черные тени; было слышно ржание сытых лошадей, доносился звон оружия, громкий хохот, раздавались веселые песни людей, уверенных в победе, — а что мучительнее слышать, чем смех и песни врага?
Все ручьи, питавшие город водою, враги забросали трупами, они выжгли виноградники вокруг стен, вытоптали поля, вырубили сады — город был открыт со всех сторон, и почти каждый день пушки и мушкеты врагов осыпали его чугуном и свинцом.
По узким улицам города угрюмо шагали отряды солдат, истомленных боями, полуголодных; из окон домов изливались стоны раненых, крики бреда, молитвы женщин и плач детей. Разговаривали подавленно, вполголоса и, останавливая на полуслове речь друг друга, напряженно вслушивались — не идут ли на приступ враги?
Особенно невыносимой становилась жизнь с вечера, когда в тишине стоны и плач звучали яснее и обильнее, когда из ущелий отдаленных гор выползали сине-черные тени и, скрывая вражий стан, двигались к полуразбитым стенам, а над черными зубцами гор являлась луна, как потерянный щит, избитый ударами мечей.
Не ожидая изнуренные трудами и голодом, с каждым днем теряя надежды, люди в страхе смотрели на эту луну, острые зубья гор, черные пасти ущелий и на шумный лагерь врагов — всё напоминало им о смерти, и ни одна звезда не блестела утешительно для них.
В домах боялись зажигать огни, густая тьма заливала улицы, и в этой тьме, точно рыба в глубине реки, безмолвно мелькала женщина, с головой закутанная в черный плащ.
Люди, увидав ее, спрашивали друг друга:
— Это она?
— Она!
И прятались в ниши под воротами или, опустив головы, молча пробегали мимо нее, а начальники патрулей сурово предупреждали ее:
— Вы снова на улице, монна Марианна? Смотрите, вас могут убить, и никто не станет искать виновного в этом...
Она выпрямлялась, ждала, но патруль проходил мимо, не решаясь или брезгуя поднять руку на нее; вооруженные люди обходили ее, как труп, а она оставалась во тьме и снова тихо, одиноко шла куда-то, переходя из улицы в улицу, немая и черная, точно воплощение несчастий города, а вокруг, преследуя ее, жалобно ползали печальные звуки: стоны, плач, молитвы и угрюмый говор солдат, потерявших надежду на победу.
Гражданка и мать, она думала о сыне и родине: во главе людей, разрушавших город, стоял ее сын, веселый и безжалостный красавец; еще недавно она смотрела на него с гордостью, как на драгоценный свой подарок родине, как на добрую силу, рожденную ею в людям города — гнезда, где она родилась сама, родила и выкормила его. Сотни неразрывных нитей связывали ее сердце с древними камнями, из которых предки ее построили дома и сложили стены города, с землей, где лежали кости ее кровных, с легендами, песнями и надеждами людей — теряло сердце матери ближайшего ему человека и плакало: было оно подобно весам, но, взвешивая любовь к сыну и городу, не могло понять — что легче, что тяжелей.
Так ходила она ночами по улицам, и многие, не узнавая ее, пугались, принимали черную фигуру за олицетворение смерти, близкой всем, а узнавая, молча отходили прочь от матери изменника.
Но однажды, в глухом углу, около городской стены, она увидала другую женщину: стоя на коленях около трупа, неподвижная, точно кусок земли, она молилась, подняв скорбное лицо к звездам, а на стене, над головой ее, тихо переговаривались сторожевые и скрежетало оружие, задевая камни зубцов.
ОРодился 2 октября 1973 года в Полтаве.
Отец — Михаил Семёнович Данилко (умер в 1980) — водитель, злоупотреблял алкоголем, умер от рака лёгких, когда Андрею было семь лет.[3] Мать — Светлана Ивановна Волкова (род. 1937) — маляр, работница завода.[3] Старшая сестра — Галина Гришко (1963 г. р.) от первого брака матери; её муж — асфальтоукладчик, есть сын, племянник Андрея.[3][4][5][6].
В 1984 году поступил в художественную школу[3], был капитаном школьной команды КВН и выступал еще школьником за команду КВН ПТУ № 30[5][7], ежегодно выступал на сцене в летнем детском лагере, занимался в театральной студии «Гротеск», где стал использовать образ Верки Сердючки, коллекционировал пластинки Тото Кутуньо.[8]
В школе увлёкся группой «Ласковый май» и хотел стать её солистом, освоил нотную грамоту и научился играть на музыкальных инструментах, приезжал в Москву, был дома у Андрея Разина.[8][9]
В 1991 году окончил среднюю школу № 27 города Полтавы.
После окончания школы пытался поступить в Полтавское музыкальное училище им. Н. В. Лысенко, но не конкурс, подал документы в Полтавский педагогический институт, но не сдал украинскую литературу, поэтому попал в ПТУ № 30, получил специальность «кассир-продавец продовольственных товаров».[5]
После ПТУ пытался поступить два раза в музыкальное училище, но неудачно, окончил школу художников-дизайнеров.[5]
В 1995 году поступил в киевское эстрадно-цирковое училище на отделение разговорного жанра, но отучился там всего полтора года из четырёх.[5]
В 1997 году поступил в Киевский институт культуры и искусств на специальность «режиссер эстрады массовых зрелищ», был отчислен на четвёртом курсе из-за не сдачи двух сессий.[5]бъяснение:
О Матерях можно рассказывать бесконечно.
Уже несколько недель город был обложен тесным кольцом врагов, закованных в железо; по ночам зажигались костры, и огонь смотрел из черной тьмы на стены города множеством красных глаз — они пылали злорадно, и это подстерегающее горение вызывало в осажденном городе мрачные думы.
Со стен видели, как всё теснее сжималась петля врагов, как мелькают вкруг огней их черные тени; было слышно ржание сытых лошадей, доносился звон оружия, громкий хохот, раздавались веселые песни людей, уверенных в победе, — а что мучительнее слышать, чем смех и песни врага?
Все ручьи, питавшие город водою, враги забросали трупами, они выжгли виноградники вокруг стен, вытоптали поля, вырубили сады — город был открыт со всех сторон, и почти каждый день пушки и мушкеты врагов осыпали его чугуном и свинцом.
По узким улицам города угрюмо шагали отряды солдат, истомленных боями, полуголодных; из окон домов изливались стоны раненых, крики бреда, молитвы женщин и плач детей. Разговаривали подавленно, вполголоса и, останавливая на полуслове речь друг друга, напряженно вслушивались — не идут ли на приступ враги?
Особенно невыносимой становилась жизнь с вечера, когда в тишине стоны и плач звучали яснее и обильнее, когда из ущелий отдаленных гор выползали сине-черные тени и, скрывая вражий стан, двигались к полуразбитым стенам, а над черными зубцами гор являлась луна, как потерянный щит, избитый ударами мечей.
Не ожидая изнуренные трудами и голодом, с каждым днем теряя надежды, люди в страхе смотрели на эту луну, острые зубья гор, черные пасти ущелий и на шумный лагерь врагов — всё напоминало им о смерти, и ни одна звезда не блестела утешительно для них.
В домах боялись зажигать огни, густая тьма заливала улицы, и в этой тьме, точно рыба в глубине реки, безмолвно мелькала женщина, с головой закутанная в черный плащ.
Люди, увидав ее, спрашивали друг друга:
— Это она?
— Она!
И прятались в ниши под воротами или, опустив головы, молча пробегали мимо нее, а начальники патрулей сурово предупреждали ее:
— Вы снова на улице, монна Марианна? Смотрите, вас могут убить, и никто не станет искать виновного в этом...
Она выпрямлялась, ждала, но патруль проходил мимо, не решаясь или брезгуя поднять руку на нее; вооруженные люди обходили ее, как труп, а она оставалась во тьме и снова тихо, одиноко шла куда-то, переходя из улицы в улицу, немая и черная, точно воплощение несчастий города, а вокруг, преследуя ее, жалобно ползали печальные звуки: стоны, плач, молитвы и угрюмый говор солдат, потерявших надежду на победу.
Гражданка и мать, она думала о сыне и родине: во главе людей, разрушавших город, стоял ее сын, веселый и безжалостный красавец; еще недавно она смотрела на него с гордостью, как на драгоценный свой подарок родине, как на добрую силу, рожденную ею в людям города — гнезда, где она родилась сама, родила и выкормила его. Сотни неразрывных нитей связывали ее сердце с древними камнями, из которых предки ее построили дома и сложили стены города, с землей, где лежали кости ее кровных, с легендами, песнями и надеждами людей — теряло сердце матери ближайшего ему человека и плакало: было оно подобно весам, но, взвешивая любовь к сыну и городу, не могло понять — что легче, что тяжелей.
Так ходила она ночами по улицам, и многие, не узнавая ее, пугались, принимали черную фигуру за олицетворение смерти, близкой всем, а узнавая, молча отходили прочь от матери изменника.
Но однажды, в глухом углу, около городской стены, она увидала другую женщину: стоя на коленях около трупа, неподвижная, точно кусок земли, она молилась, подняв скорбное лицо к звездам, а на стене, над головой ее, тихо переговаривались сторожевые и скрежетало оружие, задевая камни зубцов.
Объяснение: